— Я ходила за хлебом и купила в киоске «Правду».
— Батоны и «Першинги»… — мрачно сказал Гей. Он долго шелестел газетой, а потом, уходя в свою комнатку, спросил Алину: — И ты считаешь, что даже теперь нет смысла тревожиться о войне?
Алина вздохнула:
— Я же не дурочка… Тревожиться надо. Но какой прок от того, что ты думаешь об этом все время? Работу забросил…
— Наоборот. Теперь моя работа как раз об этом.
— Да разве же в твоих силах что-нибудь изменить?
— Если бы парни всей земли… — усмехнулся Гошка.
— Копирайт, — сказал Гей, — слова Евтушенко.
— Хватит вам собачиться, — строго заявил тут Юрик и ловко сунул карамельку отцу в рот. — Закрой глаза и думай, что ты живешь на Северном полюсе. И тогда тебе станет весело.
— Почему на Северном полюсе? Уже так далеко?! — Гей чуть не подавился карамелькой.
— Это единственное место на глобусе, где нет войны, — сказал Юрик, выбираясь из-за стола.
— А еще в Антарктиде, — напомнил ему старший брат.
Юрик дал и ему конфетку.
— А еще в Антарктиде, — Юрик в упор посмотрел на отца, дожидаясь, как видно, когда тому станет весело.
Но Гей, как ни странно, сидел все такой же хмурый.
— Видишь ли, Юрик, — сказал он, — я совсем не уверен, что на Северном полюсе и в Антарктиде но будет войны.
Юрик глянул на Гошку.
Тот лишь пожал плечами.
— Ладно, — сказал Юрик отцу, — тогда еще раз прочитай в газете, как сделать свое, домашнее бомбоубежище. Помнишь, ты читал вслух? Может быть, мы сами сделаем. На Истре. И тогда не надо ехать на Северный полюс или в Антарктиду.
Юрик еще не ходил в школу.
Поэтому он был оптимистом.
И тем не менее Гей, как и подобает родителю, точнее, гражданину, которому не чуждо чувство гордости за свою отчизну, назидательно произнес:
— Юра, оставь эти глупые разговоры! Хм, собственное бомбоубежище… Зачем оно нам?! Ах, на случай войны… Так вот, заруби себе на носу. Если враг развяжет против нас войну, наша Советская Армия сумеет защитить всех нас! Ты что же, в брата Гошку не веришь? Ведь Гошка и есть солдат.
— Он чернопогонник.
— Это еще что такое?!
— Он служит в стройбате. А у них черные погоны. И вместо автоматов им дают лопаты. Чтобы копали и строили.
Гей переглянулся с Гошкой.
Старший сын пожал плечами.
— Ну, когда надо будет, — сказал отец, — всем дадут автоматы.
— И мне?! — Юрик не то обрадовался, не то не поверил.
— Ты еще маленький.
— Ну а куда же вы меня денете, если у нас не будет бомбоубежища, а война вдруг начнется и всем взрослым дадут автоматы, а что делать маленьким?
Гей увидел, что Алина, отвернувшись к окну, беззвучно плачет.
Он сидел теперь в номере за столом и смотрел на последнюю строчку письма.
«И чем же все это кончится?..»
Кавычек в письме, естественно, не было, но многоточие — было.
Уж не в нем ли и ключ? — с усмешкой подумал Гей.
Дети — вот кто был главной причиной его тревоги.
Разве можно себе представить, что дети тоже исчезнут, превратятся в некие атомы и молекулы?
На всем земном шаре не будет ни одного ребенка.
Думал ли об этом президент США господин Трумэн, когда отдавал приказ об атомной бомбардировке Японии?
Гей хотел бы назвать свою работу просто и ясно:
Так получилось, что все материалы для этой книги лежали в канцелярской папке красного цвета. Обычная папка. За шестьдесят копеек. Ее можно купить где угодно, но Гею она досталась даром. Бээн подарил. Как бы в память о знакомстве. А было это в Сибири десять лет назад. Гею сейчас не хотелось вспоминать, что за случай тогда свел его с Бээном, и я хорошо понимаю Гея, дела давно минувших дней, но, с другой стороны, это десятилетнее знакомство с Бээном открыло Гею глаза на многое — например, на природу так называемых неплановых строек, решительно теперь осужденных. Конечно, Гей бы и сам повзрослел за эти десять лет, как и всякий человек, стал бы умнее и без Бээна, хотя, на мой взгляд, Гею не удалось бы понять природу бездуховности так полно и глубоко, как он понял ее с дружеской помощью Бээна, и все же Гею не хотелось теперь думать об этом, он просто-напросто взял со стола красную папку и стал просматривать кое-какие материалы, а это уж я сам стал вспоминать про то, как папка досталась Гею и что вообще было связано в его жизни с дарителем. Рановато стал вспоминать, тут Гей прав. Надо было сказать лишь о том, что Бээн тогда, десять лет назад, провидцем оказался, нюх у него на таланты, сам говорил, и он сразу же понял, что этот заезжий социолог, Тихомиров Георгий, будет книгу писать — про него, про Бээна. И он тут же подарил Гею обложку будущей книги, а заодно — и название.
Как в воду глядел Бээн.
Гей тогда же, десять лет назад, положил в красную папку фотографию Бээна — словно заранее проиллюстрировал книгу, которую еще предстояло ему написать. А потом постепенно и другие материалы стали накапливаться. И ценность их, по мнению Гея, была так велика, что незаметно для себя он сделал эту красную папку как бы частью своего туалета. Всегда она при нем была. Под мышкой. Куда бы Гей ни шел, куда бы он ни ехал. Даже когда в ресторан спускался кефир пить. Правда, на этот раз часть материалов почему-то осталась на столе. То самое, ради чего он ехал сюда! Блокнот с последними записями… Видно, самосожжение Гея сбило Гея с толку. А может, что и другое. О шатенке в розовом думал он теперь гораздо больше, чем следовало. Интересно, что бы она сказала, увидев его в ресторане с этой нелепой канцелярской папкой?
Да что ресторан! Там он мог сойти, например, за ревизора. Или, на худой конец, за бедного писателя, который строчит свои шедевры за казенным столом. Гей умудрился приносить красную папку и не в такие места. Кстати, по этой папке его и можно узнать, даже если вы совершенно с ним незнакомы. Допустим, вы приходите в оперу или в консерваторию, а там по фойе разгуливает человек с красной папкой под мышкой, типичной канцелярской папкой, которых полным-полно в любой конторе. Значит, это и есть Гей. Хотя, разумеется, конторским человеком назвать его никак нельзя. Точно так же Гея можно было узнать на пляже. И только когда он входил в море, красная папка оставалась на камешках, на виду. Как лежала она и на корте, прямо возле сетки, у левого железного столбика, пока Гей лупцевал ракеткой по мячу. Возможно, кое-кто думал, что это своеобразный талисман такой. Нечто вроде ритуальной маски жителя джунглей. Но спросить Гея никто не решался. Только Бээн при встречах интересовался всякий раз, кивая на красную папку: «Ну, чего там теперь у тебя?» И вопрос этот в том смысле понимать надо было, что Бээна волновало, скоро ли КРАСНАЯ ПАПКА превратится в КРАСНУЮ КНИГУ. Именно поэтому, уважая внимание Бээна к подаренной им красной папке, Гей в письмах Бээну всегда упоминал о ней как о книге, употребляя прописные буквы. Он писал, например, так:
Не стану скрывать, Борис Николаевич, что во время моих поездок в вашу область я видел немало случаев бездушного, варварского отношения к природе. И это несмотря на Закон об охране природы!.. Уж не говорю о лесорубах, но что делают сотрудники вашего Комбината, когда на машинах и лодках устремляются в конце недели на лоно природы? Ну да Вы и сами все это знаете… Я написал статью, отправил ее в газету и Вам экземпляр, а копию положил в Красную Папку. Мне кажется, Борис Николаевич, что в наше время все, как ни крути, имеет отношение к теме моей будущей КРАСНОЙ КНИГИ. Добро и зло. Правда и ложь. Ну и так далее…
Гей снова подошел к окну.
И вдруг лупа скрылась за тучей.
Стало так темно, что церковь за окном, такая рельефная, объемная, искрящаяся, которую словно подсвечивали невидимые софиты, как бы исчезла, испарилась, перестала существовать.
Превратилась в атомы и молекулы.
Цепенея от ужаса, Гей напряг зрение.