Но от нее нельзя спастись и на другом берегу Атлантики.
С военно-воздушной базы Уайтмэн, что неподалеку от Лоуренса, стартуют «Минитмены». Они нацелены на советские города. Ответный удар неизбежен.
Над Канзас-Сити взметается страшный гриб. Через несколько секунд проносится сжигающий на своем пути все живое ядерный смерч. И в Лоуренсе, за 40 миль, руины, пожары.
Тысячи изуродованных трупов. Жуткие сцены гибели людей. Оставшиеся в живых получили смертельные дозы радиации. Они умрут через несколько часов…
Гей знал, что эта вырезка из газеты «Правда» лежала в Красной Папке. Корреспонденция А. Толкунова из НьюЙорка. Копирайт. А фильм назывался «На следующий день». Телекомпания Эй-би-си. Режиссер Н. Майер.
— Хватит! хватит!.. — крикнул Мээн, стоя на коленях.
Он закрыл руками свое лицо.
Гей увидел, что Мээн плачет.
«А вот и с него сошла маска…» — подумал Гей, подошел к Матвею Николаевичу и сел рядом с ним на камень.
Матвей Николаевич долго молчал. Потом тихо сказал:
— Мне жаль…
Гей будто не слышал.
— Мне жаль, — повторил Матвей Николаевич, — что так все получалось… То вверх, то вниз… — Его речь была бессвязной. — Диалектика жизни… Я же в деревне теперь, в Продольном, переехал еще зимой… Бээн убрал меня с Комбината… А теперь говорит, что это именно я завалил цветную металлургию… Дескать, Мээну теперь надо перестраиваться…
— А Бээну? — спросил Гей.
Матвей Николаевич убрал с лица ладони.
Гей, потрясенный, замер.
Это было лицо старого человека. Матвей Николаевич изменился до неузнаваемости за несколько минут. Пока шла ядерная бомбежка. Его шляпа лежала в ногах, и седые редкие волосы Матвея Николаевича пошевеливал ветерок. Будто на голове покойника. Очки валялись на земле. Глаза Матвея Николаевича, ставшие враз бесцветными, словно покрытые пленкой, смотрели, точнее, незряче уставились куда-то на восток, в ту сторону, откуда солнце могло появиться, если бы не вселенский туман. По морщинистым впалым щекам Матвея Николаевича текли слезы. По сивой щетине. Которая была тоже как на мертвом.
— А Бээн? — повторил Гей. — Он перестраивается?
Матвей Николаевич и теперь не ответил.
— В двадцать девятом году я родился, там, в Сибири, — сказал он глухо, не своим голосом, почти не разжимая сизых губ. — Во время коллективизации… Отец был тридцатитысячником, рабочим Питера, он и революцию делал… Так что первый председатель коммуны в Продольном… А я вот стал народной интеллигенцией, ну и так далее, в Москве учился, и не раз, то институт, то другие формы учебы и повышения квалификации… Выдвигался. Участвовал. Был награжден… И куда только не бросали меня на укрепление кадров! То вверх, то вниз… Диалектика жизни… Демон на договоре… Так что будем ПЕРЕСТРАИВАТЬСЯ… Волевой метод руководства, то есть волюнтаристский, осужден партией… Ну что, сорвали маски? — спросил он вдруг, и Гей вздрогнул.
— Да, со всех, — поторопился Гей с ответом, удивившись тому, что Матвей Николаевич враз ожил. — Стопроцентное выполнение плана, — брякнул он совершенно уж для себя неожиданно.
При слове «стопроцентное» Матвей Николаевич встрепенулся.
— А нельзя было перевыполнить?
— Разве что за счет скрытых резервов, именно так это называется.
— На кого намекаешь?
— На самого себя.
— А!.. Самокритика — это как раз то, чего нам не хватало и не хватает… — Матвей Николаевич очки надел и посмотрел на Гея поверх стекол, как это делал Бээн. — Так, может, и этот вопрос проработать? Я всегда подозревал, что и в тебе вроде как два человека живут…
— Иногда и три, и четыре, а то и вообще толпа.
— Не-ет!.. — Матвей Николаевич как бы весело погрозил Гею пальцем и поправил сбившийся на сторону галстук. — Ты меня теперь не собьешь с толку! Толпа — это когда в тебе дает себя знать дух социолога. Это я понимаю и даже оправдываю. А вот когда в одном человеке живет не толпа, а всего лишь два человека — это уже раздвоение личности. Возникает, стало быть, проблема идентичности. По Максу Фришу. Ну и так далее.
Он взял шляпу и поднялся на ноги.
— Георгий твой так называемый, которому ты все названиваешь… ты давай решай с ним! В свете грядущих событий.
— Что вы имеете в виду, конкретно?
— Многое… — Матвей Николаевич был загадочен, словно именно он и готовил грядущие события.
— Thank you…
— Не за что. Но я уже не шучу… — Он строго поглядел на Гея. — Ты Георгий, а не Гей! Запомни это.
Он подошел к портрету Ленина, долго стоял возле него, и никто не знал, о чем он думал.
Потом он заметил Красную Папку в целлофане, которая лежала возле портрета, как своеобразный венок.
Матвей Николаевич наклонился, пододвинул Красную Папку ближе к портрету и, ни с кем не попрощавшись, быстро пошел вниз по тропе.
Так получилось, что каждый сел в ту же машину, в какой приехал сюда.
И все разъехались в разные стороны.
Гей и Алина молчали до самой Братиславы.
Может быть, каждый из них представлял, что было бы в случае прямого попадания бомбы там, на Рысы…
В Красной Папке осталась такая вырезка из статьи академика Емельянова, председателя Комиссии по научным проблемам разоружения при Президиуме Академии наук СССР.
Совокупная ядерная мощь оружия, которым нынче владеют ядерные страны, во много раз превышает ту, которая достаточна для уничтожения всего человечества и превращения Земли в мертвое космическое тело. В случае всеобщей ядерной войны поверхность планеты стала бы представлять собой оплавленную шлакообразную массу, на которой ничто не сможет произрастать, погибнет весь животный и растительный мир, испарятся и исчезнут моря, озера и реки. Может быть, только редкие отдельные руины величественных творений человечества смогут напомнить о том, что когда-то здесь, на этой оплавленной, отравленной радиоактивностью почве, была цивилизация.
Впрочем, всё это знали уже не только академики, но и дети.
Хотя иные политики этого вроде бы не знали и знать не хотели. Тот же Рональд Рейган…
Такие дела.
Гей включил транзистор и сразу поймал парижскую радиостанцию.
Визит главы Советского государства во Францию…
Новые мирные инициативы СССР…
Гей подумал, что для его политической книги надо бы составить таблицу, куда следовало внести все мирные инициативы Советского правительства.
Это была бы огромная таблица!
Начиная с 1922 года.
Когда советская делегация сделала в Генуе заявление о мирном сосуществовании двух систем, которое явилось манифестом внешней политики СССР.
Нет!
Начиная с 1918 года.
Когда Ленин уже начал разрабатывать принципы мирного сосуществования при обсуждении в партии условий Брестского мира с Германией.
Потом был мирный договор с буржуазной Эстонией, 2 февраля 1920 года, мирные переговоры с Латвией, Финляндией, Румынией, ну и так далее.
Термин МИРНОЕ СОСУЩЕСТВОВАНИЕ возник в мировой политике в 1920 году.
Творец этого термина — Ленин…
Если раньше Ленин рассматривал вопрос о мирном сосуществовании как производный от вопроса о судьбах мировой революции (мировая революция — единственный прочный гарант мира, она снимет необходимость борьбы за мир, поскольку уничтожит империализм как причину неизбежного возникновения войн), то после 1920 года эти два вопроса начинают — при всей их взаимосвязи — разделяться. Мир установлен сейчас, мировая революция — дело более отдаленного будущего. Это уже не прежняя постановка дела: мирное сосуществование с Германией как кратковременная тактическая линия. Мирное сосуществование рассматривается теперь, судя по всему, Лениным как линия долговременная.