— Никуда не годится! Надо сразу крепко делать!
Пришлось отцу согласиться — ведь он сам часто так говорит, чего же обижаться?
— Ну если ты у меня такой строгий, прибей эту половицу, чтоб не скрипела.
Достал отец банку с гвоздями, выбрал один потоньше и протянул сыну, а сам спустился к подъезду за мебелью. Когда отец и мать вернулись обратно, то лишь руками развели: пустая банка валялась в углу, зато на половицах сияли серебряные пуговки гвоздей. Пол, ещё недавно гладкий и блестящий, стал рябым от ударов молотка. Митяй, потный и весёлый после нелёгкой работы, с гордостью смотрел на родителей:
— Теперь ни одна доска не будет скрипеть. Я сам все починил.
Рассердилась мать, схватилась было за ремень.
— Ах ты, Митяй-Ломай, вот я тебе сейчас покажу!
Обиделся Митяй, надулся, засопел:
— Я не Ломай, я Починяй!
— Ничего, так даже красивее. Вижу, что из сына добрый строитель получится. Молодец Починяй!
— Молодец, молодец! — похвалил себя и Митяй.
А глаза совсем слипаются: устал Митяй, уморился.
— Иди сюда, помогай, сын! — кричит мать из кухни.
— Ты что, мама, не видишь, я с ног валюсь от усталости, — бормочет Митяй — точь-в-точь как отец после работы — и засыпает прямо на полу, подложив под щёку свой любимый молоток.
Как Митяй табуретку чинил
На другой день Митяй отправился на улицу, потому что в квартире он уже всё починил.
А на улице было шумно и весело. Ярко светило весеннее солнце. Звенела капель, дзинькали, отрываясь от крыш, сосульки, журчали ручьи — казалось, вокруг пели маленькие невидимые колокольчики.
Все двери в доме были гостеприимно распахнуты. Возле подъездов урчали большие сердитые грузовики. Люди осторожно снимали с них столы, стулья, диваны, шкафы, всякую другую мебель и ставили на тротуар. Посмотришь — будто большая квартира прямо под открытым небом. Митяй стал ходить по этой квартире и присматриваться, нельзя ли и здесь что-нибудь починить.
Он трогал рукой столы и стулья — не расшатались ли у них ножки. Дёргал ручки у тумбочек — не отклеились ли. Сегодня Митяю явно не везло: столы стояли прочно, платяной шкаф ослепительно сверкал, и ни одна ручка не выдернулась из тумбочек.
Расстроился Митяй — нет настоящей работы, а он не привык бездельничать. И вдруг между важным шкафом и никелированной кроватью он увидел… табуретку! Обыкновенную кухонную табуретку с перекладинками, на которые так удобно ставить ноги.
Табуретка, видно, немало претерпела в своей жизни. Краска на ней облупилась, перекладинки почернели. Митяй качнул табуретку — она скрипнула, будто пожаловалась. Одна ножка подогнулась внутрь, потому что гвоздь наполовину вылез из гнезда. Еще немного — и ножка отвалится.
— Сейчас я тебя починю, не бойся, — успокоил Митяй табуретку. Левой рукой он взялся за ее край, а правой размахнулся и…
— Ты что тут делаешь? — прогремело над головой.
Дальше Митяй не слышал — вместо табуретки молоток ударил по пальцу. Митяй вскрикнул и зажмурил глаза. А когда открыл, то сквозь слезы увидел незнакомого дяденьку. Дяденька был чёрный и очень кудрявый. Даже на руках и на груди у него курчавились волосы.
Дяденька присел на корточки, взял Митяеву руку и изо всех сил подул на ушибленный палец — от этого сразу стало легче.
— Терпи, казак, атаманом будешь! — утешил дяденька и крикнул куда-то назад: — Ириха, неси сюда йод и бинт. Да живее! Одна нога здесь, другая — там!
— Сейчас! — быстро отозвался тоненький голосок.
— Ты кто такой будешь? — спросил дяденька.
— Я Митяй-Починяй.
— Кто-кто?
— Починяй.
— Это у тебя фамилия такая?
— Нет, фамилия у меня Федоров. А Починяй — это меня так зовут, потому что я всё починяю.
Дяденька присвистнул, как мальчишка:
— Что же я тебя сразу не узнал, Митяй-Починяй? Ты такой же рыжий, как отец. И такой же деловой.
Потом посерьёзнел и пожал Митяю здоровую руку.
— Давай знакомиться. Я дядя Коля Токарев. А это моя дочка. Прошу любить и жаловать. Когда она тебя вылечит, приходи к нам табуретку дочинивать. Ну, врачиха, приступай к своим обязанностям.
Ириха-Врачиха
Из-за спины дяди Коли вышла толстенькая чернявая девочка, очень похожая на него, только ещё более курчавая. Ресницы у неё загибались вверх и чёрными лучиками расходились в стороны. От этого лицо казалось удивлённым.
Ириха сняла с плеча сумочку с красным крестом и положила на шаткую табуретку.