Возле березы прыгает белка, и Матвей с криком «эгек» рвется к ней из коляски. Вот если бы ты еще и ходить умел. Ох ты, Господи. Скорей бы уж вырос. На завод, на завод! Первую зарплату принесешь папаше, а дальше хоть трава не расти.
Вообще-то я уже три дня как должен быть на работе. Только мне почему-то не хочется. Поэтому я, ритмично дыша, бегаю в парке с летней коляской, в которой примостился Матвей — засыпает он, видите ли, только если развить большую скорость — кормлю его тут же, в парке, пеленаю в парке, купаю в еще прохладном, зато весеннем ручье да стараюсь не отвечать на вызовы мобильного телефона. Правда, этот все же приходится принять.
— Братан, Вован, здорово!
— Здорово, братан, — присаживаюсь я на корточки, ведь если уж выдерживать стилистику общения, то до конца, мне бы еще спортивный костюм.
— Братан, как дела?
— Все оки, братан.
Нет, как это ни смешно, но разговариваю я вовсе не со своим двоюродным братом, который бандит и который два месяца тормошит меня, чтобы я помог ему получить визу в Испанию. Судя по его намекам, там нужно кого-то зарезать и потом снова скрываться в Молдавии. Нет, это не брат. Звонит мой выпускающий редактор, явно недоигравший в детстве в казаков-разбой-ников, и поэтому усыпающий речь «братанами» и ласково говорящий на планерках редакции в составе пяти-шести теток и одного меня — «здорово, бригада».
— Когда возвращаешься?
— Знаешь, — я не подготовлен, поэтому говорю коряво, — не знаю…
— В смысле? — хихикает он.
— В том смысле, — вдруг ни с того ни с сего говорю я, — что я не возвращаюсь.
— Что? — кротко спрашивает он.
— То, — кротко отвечаю я.
Я напуган не меньше его. Потому что ничего такого говорить не собирался.
— Что это на тебя нашло? — зло спрашивает он.
— Понимаешь, — Матвей ползает по траве, и, чтобы следить за ним, я привстаю, отчего у меня кружится голова, — надоело.
— Что?
— Ну, — выдыхаю я, и пускаюсь в объяснения, — меня затрахало все это, понимаешь. Надоело. Выхожу из игры.
— Ты здоров?
— Конечно. Не делайте из меня психа. Мне надоело.
— Ну а чем заниматься будешь?
— Да ничем.
— Слушай. Давай еще раз. Здорово, братан.
— Здорово, братан. Я ухожу.
— Ну объясни.
— Ох, — я снова вздыхаю, блин, я только и делаю, что вздыхаю, — боюсь, ты будешь смеяться, но… Я не хочу больше этим заниматься. Не хочу звонить тетке, семья которой сгорела в авиакатастрофе час назад, вся гребанная семья, сын, внук и невестка, и вымогать у нее фотографии покойников. Не хочу курить возле озера, пока оттуда вытаскивают жмурика, которого снимут для хроники. Не хочу брать бабла у экс-премьеров за интервью и делиться этим баблом с тобой тоже не хочу. Не хочу суеты, не хочу людей. Не хочу всего этого дерьма. Вот так. Извини, что невнятно, но…
— А теперь еще раз, — сухо говорит он, — и правду.
— Ок, — смеюсь я, — ладно. И правда неубедительно. Брось палочку!
— Что?!
— Да я не тебе, сыну!
— А-а-а-а. Как он, в норме?
— Ага, только вчера, предста…
— Ну так что с объяснениями?
— Я, — пытаюсь ответить прежде всего себе, — не хочу возвращаться на работу по той же причине, по которой бросил курить. У сына некурящего меньше шансов задымить, понимаешь?
— Нет.
— Ладно. Другой момент. Мне просто мало денег. Это говенная работа, я у тебя не заработаю столько денег, сколько нужно для ребенка.
— Раньше хватало.
— Нет, не хватало. Просто я живу на то большущее пособие да на два рассказа, которые у меня один журнал в Москве с перепугу купил…
— …да на те семь штук, что ты позавчера из Васи Гарабы вытащил за то, что разгромная статья не вышла. Как ты хотел ее назвать? «Испанские конкистадоры продолжают уничтожать аборигенов. Только теперь в Молдавии». Так?
— Вижу профессионала, — смеюсь я.
— Надо бы поделиться, — мягко говорит он.
— Хер тебе, — отрезаю я.
— Теперь вижу, что ты и правда не собираешься возвращаться.
Да, мы оба это понимаем. Если бы я возвращался, то непременно бы откатил. Как залог того, что и в дальнейшем смогу заниматься подобного рода вещами. Нет отката — нет возможностей. Голый Матвей на руках подползает к сосне и начинает грызть ее. Бобер, бля. Выглядит это так смешно, что я прыскаю. Настроение отличное. Чего уж там.
Я ухмыляюсь до ушей.
Оттащив Матвея от сосны, я умудряюсь впихнуть его в коляску и бегу вокруг озера. На третьем круге он, укачиваемый тряской, засыпает. Сползает в угол сиденья, и я укрываю (его легкой накидкой из шерсти верблюда. Дорогущая фигня за сто баксов. Удивительно, как считаешь деньги после того как тебе на спину, то есть в коляску, но на самом-то деле какая разница, садится оглоед с двумя маленькими белыми точками на десне. Типа зубы. Снова звонок.