– Но я ничего подобного в своих показаниях не заявлял, – заметил Маллет. – Откуда вы знаете про улитку и след, который она оставляет?
– Как не знать, если он постоянно использовал этот образ? Надеюсь, вы не думаете, что он придумал его для вашего удовольствия? В семье разговор об улитке и ее следе всплывал регулярно как минимум раз в месяц. Более того, я написал на эту тему нечто вроде песенки. Начало такое:
Должен признать, не самые лучшие на свете стихи. Но по крайней мере подтверждают мои слова. Так что если вы рассматривали разговор с отцом как доказательство его намерения совершить самоубийство, то можете выбросить это доказательство в мусорную корзину.
– Мои свидетельские показания основываются не только на разговоре, состоявшемся накануне его смерти, – указал Маллет. – Полагаю, и коронер принимал во внимание не только слова, когда готовил дело для рассмотрения присяжными.
– Конечно, нет. Коронер готовил дело для рассмотрения, опираясь в значительной степени на глупейшую из всех возможных улик. Но я его не виню, ведь он мог об этом и не знать. Просто так сложились обстоятельства. Как говорится, не повезло. Совпадение, которое никто не мог предвидеть. Полагаю, вы понимаете, что я имею в виду? Прощальное письмо, предсмертную записку, подходящую к случаю цитату, – назовите эту бумажку как угодно. Ведь вы, насколько я понял, нашли ее рядом с телом?
Маллет кивнул.
– «В нашей власти избежать беды, когда мы сами можем распоряжаться смертью», – процитировал Стефан. И зло рассмеялся. – Ну не забавно ли? Скажите, инспектор, вы не обратили внимания, на какой бумаге это было написано?
– Обратил. Небольшой кусок белой бумаги хорошего качества. Записка написана темными чернилами, насколько я помню. Чернила показались мне достаточно свежими, как если бы надпись была сделана за несколько часов до того, как я ее увидел, возможно, даже раньше. Впрочем, при определении временных рамок многое зависит от типа и сорта чернил. Что касается почерка, то его, если помните, идентифицировала ваша матушка.
– Ну, по поводу почерка у меня нет никаких вопросов, – сказал Стефан. – Но самое смешное, что это вполне мог быть мой почерк. Как вы думаете, если бы эта информация выплыла наружу, коронер испытал бы хоть небольшое смущение?
– Ваш почерк, мистер Дикинсон? Но как такое возможно?
Стефан не ответил на вопрос прямо.
– Вы читаете детективные романы, инспектор? – спросил он. – У Честертона есть одна очень хорошая вещь, в которой человека находят с предсмертной запиской на груди. При ближайшем рассмотрении записка оказывается фрагментом из романа, над которым работал покойный. Убийца украл из рукописи страницу с соответствующим текстом и отрезал уголок, где стоял порядковый номер.
– Но в номере нашли лишь небольшой клочок бумаги, – заметил практичный Маллет, – а не страницу с фрагментом или чем-то в этом роде. Кроме того, я совершенно уверен, что уголки у бумажки отрезаны не были.
– Добавьте к этому совершенно справедливое замечание, что мой отец не писал роман. Но я скажу вам, чем он занимался. Он составлял календарь.
– Календарь?
– Да, календарь цитат. По цитате на каждый день года. А поскольку мой отец был пессимистом, то это был календарь пессимистических цитат. Кстати, можете вообразить самоубийцу, который на протяжении многих лет подбирает для своего календаря мрачнейшие в мире изречения, характеризующие человеческое существование?
– Стало быть, это была цитата?
– Разумеется! Сомневаюсь, что отец обладал способностями, позволявшими самостоятельно формулировать и описывать такого рода мысли и чувства. Слова, обнаруженные вами на полоске бумаги, принадлежат перу сэра Томаса Брауна, жившего около трехсот лет назад. Отец чуть с ума не сошел от радости, когда обнаружил ее. Вернее, я обнаружил ее месяц или два назад, переписал и отдал ему. Определенно он оценил ее по достоинству, поскольку переписал еще раз на один из своих листочков. У него такие цитаты хранились сотнями, и он постоянно раскладывал их по разным местам. Все думал, какие подойдут для задуманного им календаря, а какие нет. Некоторые, не отвечавшие высоким стандартам его понимания депрессии, выбрасывал. Отец получал от всего этого какое-то особенное извращенное удовольствие, которое я не в состоянии понять. Вот почему составление календаря потребовало столько времени. Я захватил несколько страничек, чтобы показать вам.