Почал я бутылку у Кирьякуловых, прощаясь с дядей Мишей и бабой Липой - лавочка у них удобная за оградкой, сел на нее и ноги нарочно в ракушки поставил, чтобы шелестело под ногами, это приятно ласкает слух.
- Дядя Миша и баба Липа -
Как я уже сказал, баба Липа (Олимпиада) - это мама моей бабушки Марии, а дядя Миша - бабушкин младший брат. Жили они зажиточно и в лучшем доме на селе (сейчас иной человек, пожалуй, рассмеется, услышав, что это лучший на селе дом, нынче времена богатые, но в былое время, от войны и, считай, до самых 80-х это и вправду был лучший в селе дом - каменный, многокомнатный, он выгодно смотрелся на фоне других - саманных мазанок). Родичи мои по бабушке были из раскулаченных греков - род Коссе из Малого Янисоля, переехали оттуда к морю еще до войны и, возможно, что-то смогли утаить от экспроприаторов (старый дом и имущество у них, ясное дело, отобрали, но ведь откуда-то взялся потом этот новый, каменный, на новом месте, другой такой был в селе всего один - бывший помещичий, в котором была сельская школа). Бабушка вышла замуж за моего деда и ушла из родительского дома сразу после войны, Федор, тот самый мой прадед-чабан, спился и умер в начале 70-х, а Александра Андреевна, полька-учительница, жена дяди Миши, тоже вскоре умерла молодой, так что дядя Миша жил с бабой Липой и двумя детьми (от Александры Андреевны у него была дочь Людмила (популярное в нашей семье имя) и сын Славик) в том родовом доме до самой ее смерти - в 85 году, после чего пустился в разгул по женской части, часто меняя сожительниц (которые яростно конкурировали друг с дружкой), чем заслужил себе вместо старого прозвища - Манилов, новое - Ловелас (однажды одна из временных сожительниц дяди Миши, назовем ее тетя Паша, после того, как между ними все было кончено, встретила дядю Мишу на улице и насильно всучила ему в руку какую-то свернутую вчетверо бумажку. Развернув дома это послание, дядя Миша обнаружил там рисунок, на котором в карикатурной форме был изображен сам дядя Миша в виде коня, а верхом на нем ехала новая любовница дяди Миши. Чтобы не было никаких сомнений, рисунок сопровождали соответствующие подписи. Дядя Миша после этого долго ходил по селу, показывая всем рисунок и возмущаясь. Все, впрочем, смеялись, и в глаза и за глаза).
Я любил их дом, хотя бывал там нечасто - когда был совсем несмышленым, меня иногда оставляли бабе Липе на присмотр (весь ее энтертейнмент сводился к тому, что она выдавала мне коробку (возможно, это была большая кружка) со старым хламом, в котором преобладали пуговицы (среди них попадались, впрочем, интересные экземпляры - старые, костяные, причудливой формы, от неизвестных, давно канувших в небытие одежд), но иногда там можно было выудить, например, ромбовидные значки на закрутках (такие выдавали выпускникам институтов) или значки родов войск (помню значки с крыльями - видимо, кто-то из моих родичей был летчиком). Баба Липа знала толк, понимала, что склонному к созерцанию младенцу достаточно дать неограниченное число предметов для созерцания. Впоследствии же мы ходили к дяде Мише смотреть цветной телевизор. Это было в 70-х - тогда цветной телевизор был в диковинку, ни у кого в селе такого не было, только у дяди Миши, поэтому в первое время к нему часто напрашивались в гости односельчане и родственники. Особенно популярным было фигурное катание - тогда все обожали Ирину Роднину, к тому же фигуристы всегда выступали в ярких костюмах, отчего фигурное катание выгодно отличалось от прочего содержимого советского телевизора, в котором (даже когда показывали концерты) преобладали различные оттенки коричневого. Когда же танцевали фигуристы, зрители, собравшиеся в доме дяди Миши, смотрели в экран как завороженные - на все эти розовые, малиновые, лиловые, сиреневые, бирюзовые, серебристые и золотистые наряды, цветов и оттенков, непривычных глазу советского человека. Костюмы же с искрой и блестками и вовсе вводили зрителей в состояние, равное созерцанию чуда.
Дом сам по себе был странным - представьте себе одну большую главную комнату по центру (в которой стоял волшебный телевизор), а вокруг нее каймой прочие комнаты (можно даже умозрительно представить, что дом дяди Миши был в форме пентагона со священным телезалом внутри), причем, из каждой комнаты по кайме был как выход в следующую по периметру пентагона комнату, так и в центральную комнату-зал. Сами понимаете, такая причудливая планировка предполагает мало удобства для проживающих в доме людей, так как, в какой бы комнате ты ни находился, туда кто-то мог зайти сразу с трех сторон - это если ты в комнате по периметру, а если в зале, то сразу с пяти.
Не знаю, кто придумал эту планировку (хотя, наверняка же, прадед Федор Кирьякулов, а может быть и баба Липа увлекалась пентагонами), но, возможно, именно поэтому все семейство дяди Миши предпочитало находиться где-либо еще помимо дома - в многочисленных пристройках, верандах и беседках. Это вообще штука у нас популярная - веранды, пристройки и беседки; каждый, кто строит дом, через какое-то время начинает пристраивать к нему всякое - более всего это, конечно, диктуется спросом на жилье со стороны отдыхающих, но нельзя исключать и простую искреннюю любовь наших людей к верандам и беседкам, такую, например, какая была у дяди Миши. Он ведь не в последнюю (а, может, и в первую) очередь заслужил свое раннее прозвище - Манилов, благодаря этим беседкам.
Дело в том, что дядя Миша чрезвычайно отличался от всех других наших сельских мужиков. Отличался в ту сторону, что совершенно ни черта не мог делать руками. А это, сами понимаете, в селе дело редкое - в селах даже самый откровенный олух чему-то да научится, жизнь заставит, а дядю Мишу вот жизнь не заставила. Потому что дядя Миша работал в пионерлагере завхозом, жил в каменном доме-пентагоне, имел "Волгу" и цветной телевизор, а для работы руками всегда мог кого-то нанять. Поэтому односельчане, заходя во двор к дяде Мише, часто заставали его пьющим чай в беседке со своей женой Александрой Андреевной (а впоследствии с иными женщинами). Возможно, при этом даже присутствовал оттопыренный в сторону мизинец, как показывают в кино про пьющих аристократов. Дядя Миша никогда никуда не торопился, пил чай, кушал мед и вел беседу медленно и расслабленно, любил поговорить на отвлеченные темы, цитировал Омара Хайяма. Чистый тебе Манилов. Кушал мед, да. Дядя Миша держал ульи и пчел, делал мед. Поэтому, когда мы говорим, что некий человек ни черта не может делать руками, мы в некотором роде преувеличиваем, так как любой человек на что-либо да годен. Так вот дядя Миша был годен делать мед. А не годен был, например, ловить рыбу, что в нашем селе считалось чуть ли не непристойностью. Кроме дяди Миши Кирьякулова, на нашей улице не умел ловить рыбу, пожалуй, еще только один человек - дядька Хавалиц.
- Хавалиц -
Хавалиц был человеком противным, и никто его в селе не любил. К тому же ходили упорные слухи о том, что Хавалиц ищет клад. В каждом селе есть свое поверье, так вот в нашем было такое, что, якобы, помещик Юрьев, удирая от советской власти, зарыл клад, и почему-то все считали, что зарыл он его на участке Хавалица (участки нарезали в 30-х, а потому очень возможно, что та земля и принадлежала раньше беглому Юрьеву, старики-то все знают) и, судя по всему, Хавалиц тоже так считал - сведения о том, что он ищет клад, выглядели очень достоверно - во двор он к себе никого не пускал, лишь по крайней нужде, врачей, например, или милицию, а те, кому удавалось заглянуть через забор, утверждали - роет, и в огороде сплошь ямы кругом.
Общался Хавалиц только с моим дедом Василием, хотя тот тоже его не любил. Но приходилось терпеть - Хавалиц жил напротив нас. Не прямо напротив, а чуть наискось (прямо напротив жили Ивахненки). Не любил дед Хавалица за то, что тот постоянно напрашивался по-соседски на рыбалку, а рыбу ловить не умел и только мешал, но отказать дед не мог, опять же, по-соседски - дед Василий был деликатным и безотказным. А вот Ивахненки, например, тоже хорошие рыбаки, отказывали Хавалицу легко - посылали нахер.