Здесь же, если встать рядом с лодкой Ивахненок и смотреть вверх на гору мимо их же сейфа - отхожее место отдыха. Это сверху на горе такая выемка - со стороны моря ее скрывает растительность, кусты, а от пионерлагеря отделяет проволочный забор. Там, в этой укромной яме, любят собираться алкаши, малолетки и всякое прочее хулиганье. Чтобы выпить водки, покурить и пообщаться в живописном месте. Место удобное тем, что скрыто от взоров, никто их там не видит, зато они видят всех - идет, скажем, какой-нибудь мелкий пацан снизу по берегу или сверху по лагерю, так эти хулиганы его из своего укрытия увидят, чтобы подойти и деньги забрать, например, или просто избить для развлечения. Я и сам там, бывало, в детстве сиживал с друзьями. Один там минус - говно. Эти же люди, которые там отдыхают, там же и по нужде ходят, ладно по малой - в кусты, но и по большой ведь далеко не уходят. Так что, где пьют, общаются, там же и кучки кругом, вонища от них. Впрочем, времена сейчас иные и люди другие, это все раньше было - советский человек, вообще, к говну был привычен и терпим.
- О говне -
Всегда удивляюсь людям, молодым, которые нынче в коммунистов играют и любят "совок". Вот намедни, когда сюда в поезде ехал - иду из вагона-буфета пьяным по коридору, а там в каком-то купе одна женщина говорит другой: "А я вот смотрела передачу-интервью Ксении Собчак с вот этим молодым коммунистом... боже... как его... ну писатель еще... черненький такой...". "Шаргунов", - подсказал я ей на ходу, мысленно сплюнув. "Да-да, Шаргунов", - затарахтела женщина мне вслед.
Так вот это все от недостатка погружения. Фильмов насмотрятся молодые люди или книжек начитаются. А в книжках и фильмах говорят только о хорошем, о подвигах всяких и людях высокого полета, там же вам не скажут, например, о говне. О том, что советский человек всюду срал и вонял. Я бы, когда изобретут машину времени, отправился на ней прямо сюда, в свое село, пройтись по памятным местам, поностальгировать, вот прямо, как сейчас делаю, только по настоящим местам, тогдашним, не искривленным во времени, а с собой бы прихватил парочку таких вот молодых коммунистов. Ходил бы с ними и радовался, получал бы двойное удовольствие - от созерцания родных мест и мучений этих попаданцев. Шаргунова бы, дебила этого, прихватил, заставил бы говна понюхать.
У нас таких мест (подходящих для погружения в атмосферу) было несколько. Во-первых, общественный туалет в центре. Не совсем в центре, а за клубом. Клуб смотрит фасадом на тот пятачок, где автобусы останавливаются, а вот если пройти за клуб, по направлению к морю, то там на пыльной дорожке стоял тот знаменитый общественный сортир, один на все село. Деревянный, с двумя очками, к которым не подойти-не подобраться. Дыры там были в стенах такие, что впору окружающую природу созерцать, а внутри к очкам не подойдешь - кругом отложения, сталактиты и сталагмиты, говно даже на потолке висело, не говоря о стенах, так что сходить там можно было разве что на цыпочках. Сидели когда-нибудь орлом на цыпочках? А советский человек сидел. Этот сортир сгорел потом во время большого пожара 1982 года, когда весь бугор выгорел над морем вместе с реликтовым колхозным виноградником (он там в дикую рос, оставался от давно распущенного рыбколхоза), и вся та поляна за клубом вместе с сортиром и его сталактитами.
Второе место - еще одна дорожка к морю, начало ее между нашим домом и домом Кириченок, других наших соседей; дорожка поначалу идет между нашим с Кириченковым заборами (не забывайте, это же все реминисценции - этой дорожки давно уже нет, Кириченки ее прихватили еще в начале 90-х), потом круто поворачивает направо, идет между забором пионерлагеря и заборами Кириченок, бабы Нади Буги, Кирьякуловых (это дядя Коля Шпак, наш родич), еще одних Кирьякуловых (ясно, что тоже родичи, тетя Тина Кирьякулова - двоюродная сестра моей бабушки), Порохней (тоже родичи, но очень дальние), а потом круто налево и уже идет между лагерем "Волна" и лагерем "Огонек", а потом выходит к деревянной лестнице на пляж. Вот эта дорожка тоже всегда была засрана, как адова клоака. А все потому, что скрыта от глаз, и всякий на море бегущий ("среди бегущих первых нет и отстающих" - вспомнилось из песни; когда выпьешь глоток, сразу начинаешь из песен всякое вспоминать) не упустит шанса облегчиться. Эта дорожка тоже ведь была местом сакральным - как бы так объяснить, ну что-то вроде портала к морю для своих. Чужие идут к морю в центре, возле магазинов, клуба и того знаменитого сортира со сталактитами, а про эту дорожку между нашим и Кириченковым двором не все знают. Опять же - я иначе как по ней к морю не ходил, потому и сакральная лично для меня. Для меня, Ивахненок, Кирьякуловых, только, пожалуй, не для Кириченок, которые умудрились ее к огороду захапать, а на море с тех пор ходят кругом.
А третье место - дикий пляж, который местные называют: "Гирло". О нем чуть позже расскажу, когда дойду.
- Дальше берегом -
Дальше - та самая деревянная лестница, что спускается от "сакральной" дорожки к морю, описанной в предыдущем скетче "О говне". Концептуально, ценность любой лестницы в вашем личном мироздании зависит от того, сколько раз на нее ступала ваша нога. К примеру, лестницы в вашем доме, в котором вы прожили десятки лет, ходя туда-сюда вверх-вниз (если же дом с лифтом, лестница теряет свое значение, возможно, вы за многие годы так и не посетите некоторые из ее пролетов). Я сейчас не имею в виду привычку некоторых людей проводить время на лестничных площадках - пить там и курить, эта привычка - удивительная "совковая" гнусность, происходящая от неуюта людских жилищ и дефицита иных, приличных, мест для общения, а имею в виду лестницу-копилку твоих настроений. Вы понимаете, о чем я: идешь ты с утра в школу - отвратительное настроение, из школы - наоборот, приподнятое; или там с родителями на демонстрацию, в кино; или выезжаете на юга с чемоданами, гупаете ими по ступенькам; или девушку к себе ведете (паче чаяния); или тащите новогоднюю елку; а другой раз несут вас вниз на носилках санитары, а то и, например, покойником в гробу, если санитары не успели - лестница все это собирает, помнит. Я так думаю всегда, когда по старым лестницам хожу в домах, скажем, где-нибудь во Львове. Думаю, сколько людей прошли здесь своими ногами - возможно, это были приличные и интересные люди, оставили свой след (не бойтесь, я не буду снова употреблять слово "эманация"). Однако же, не исключено, что есть дома, а в них подъезды и квартиры, где сроду никто приличный не жил, а веками живет всякая сволочь - например, есть такие дома в центрах городов, где всяким заслуженным коммунистам выдавали квартиры и прочей подобной сволочи - ментам, кагэбистам или советским писателям, и лестницы там тоже веками накапливают их сволочизм (это я, конечно, не серьезно, я не очень верю в экстрасенсов, а самолично не могу отличить сволочную лестницу от несволочной - никакое внутреннее чувство мне ничего не подсказывает). Но я отвлекся от лестницы к морю. Эта деревянная лестница чрезвычайно ценна для моего внутреннего мира - быть может, именно по ней я ходил чаще, чем по любой иной лестнице. Я и мои детские товарищи (вернее, наши ноги) так хорошо выучили эти ступеньки, что мы привыкли сбегать по ним вниз с сумасшедшей скоростью, удивляя и пугая тем самым новоприбывших отдыхающих - лестничных новичков, осторожно отсчитывавших ногами ступеньку за ступенькой. Так можно было всегда отличить автохтона от приезжего - по скорости спуска по лестнице.