Еще метров пятьдесят дальше по берегу - лагерь "Огонек". Кажется, сейчас он банкрот, жизни в нем не видно. Вообще, невезучий лагерь, давно лишившийся своего пляжа - еще в мою здесь бытность. Не по корыстному умыслу людей, как это обычно бывает, а по воле природы - море часто подмывает берег, иногда отхватывая куски пляжа и даже откусывая чуток от горы - в некоторых местах, например, у лагеря "Волна", под описанным выше отхожим местом отдыха, гора раньше была покатой, а сейчас стала совсем отвесной - море выело, но пляж пощадило, а вот "Огоньку" не повезло - там море отхватило почти всю полосу пляжа, оставив немножко места под самой горой, где и ютились несчастные пионеры, с завистью поглядывая на соседние лагеря, где у пионеров были огромные пляжи и целые залежи песка. Например, как в следующем по ходу лагере - "Чайке".
У "Чайки" пляж огромный (я как раз здесь иду), еще и с неровностями такими, как дюны и барханы в пустыне, там особенно приятно было лежать пузом в песке, кататься по этим барханам. Здесь, напротив "Чайки", любил рыбачить отец, в те редкие разы, когда он приезжал к нам в село. Заходил по пояс в воду с поплавочной удочкой и ловил там тарань. Почему-то он излюбовал именно это место - напротив "Чайки", я никогда не понимал, почему - я любил другие места, а это не считал особенно рыбным, но отца все устраивало, да и ловил он там, на удивление, неплохо.
За "Чайкой" - несколько микро-пансионатов, названий которых я не помню, по паре деревянных фанерных домиков на каждый; в каких-то из них иногда останавливался отец (возможно, потому он и ловил рыбу возле "Чайки" - идти было недалеко), там же были какие-то развлекательные заведения вроде бильярда и старого аттракциона советских отдыхающих - "набрось кольцо на палку" (сейчас, вижу, вместо них стоят какие-то питейные ларьки). А уже за ними - Гирло.
- Гирло -
В этом месте в море впадает невидимая река Камышеватка, которую можно увидеть только на карте. Посмотрит какой-нибудь географ-любитель на карту, увидит голубую полоску и вправду поверит, что там есть какая-то река, а на деле ее там сроду не было - только камыши и мокрая грязь под ногами. Но у самого моря эта мелкая, невидимая глазу река набирает во время приливов морской воды и разливается в такой себе приличный по размеру водоем, который (вместе с его окрестностями) у нас и называют Гирлом.
Раньше Гирло было излюбленной стоянкой "дикарей" - автотуристов, которые избегали становиться "на квартиру" или жить в пансионатах, а вместо того располагались палатками вокруг камышиного озера, образовывая большое летнее поселение, сообщество, которое местные жители звали "Гирлом" (по месту) или "Дикарями" (по его обитателям).
Детьми мы любили Гирло и "дикарей", часто навещали их стоянку, следуя карго-культу: увидеть чужих, приехавших издалека людей и привезенные этими людьми диковинные предметы (зажигалки, термосы, кипятильники, шезлонги, спиннинги, резиновые лодки, маски и трубки для подводного плавания, надувные матрасы, раскладные ножи, импортные сигареты и жвачки) мы могли и в селе, когда отдыхающие останавливались "на квартирах", но здесь, на Гирле, в Дикарях, они жили все вместе, коммуной, все было на виду, все предметы культа карго - девушки в солнцезащитных очках, лежа на надувных матрасах, подкуривали сигареты "Интер" красивыми бензиновыми зажигалками, мужчины открывали консервы швейцарскими ножами и готовили еду на керосинках, у каждой палатки стоял транзисторный радиоприемник, в воздухе пахло гарью от керосинок, озерным илом, бензином и дерьмом - оборудованных отхожих мест в "Дикарях" не было, да и не могло быть, место-то стихийное, неучтенное, а потому "дикари" ходили по нужде тут же - в камыши, туда же выбрасывали всякие отходы - объедки, бутылки, консервные банки. Однажды, купаясь на Гирле, я распорол себе ступню консервной банкой чуть не надвое - кровь хлестала, как из шланга, мой друг Ленчик бежал к лагерю "дикарей", крича как тот мужик с картины Эдварда Мунка, вокруг меня сразу собралась толпа туристов: поливали ногу зеленкой, заматывали бинтом, успокаивали, давали нюхать нашатырь, а после, уже дома, дед орал на меня так, что чуть стены не трескались - дед всегда на меня орал, когда я травмировался - то же самое было, когда я разбил себе колено, ныряя в море со старой баржи.
Здесь же, на Гирле, мы ловили с моста красноперку - это если пройти вдоль озера подальше от моря - к дороге. Там озеро проходит через трубу, а поверх трубы - мост и дорога. Вот сидя на этом мосту, мы и удили красноперку - дергали изо всех сил, когда попадалась, поплавок вместе с рыбой улетал на провода электропередачи и там повисал, обкручиваясь леской. Я подумал, что если пройду туда сейчас, вдоль озера, то увижу на проводах поплавки. Как раньше. Проверять я, конечно, не пошел.
Гирло давным-давно изменилось. Нынче здесь культурные благоустроенные пансионаты, болотистый грунт высушен, дорожки расчерчены и асфальтированы, кругом рассажены елочки и другие декоративные деревья, газоны с аккуратно подстриженной травой. И никаких, разумеется, дикарей. Никто и не поверит, что они здесь были, если рассказать. Сейчас это кажется таким же далеким, как, скажем, поселения татаро-монголов.
В последний раз я здесь бывал 26 июня 2006 года. Тогда мы с моим детским другом Ленчиком (тем самым) и еще одним товарищем - Сережей Кипишем сидели здесь у Гирла в прибрежном кафе за пластмассовым столом на пластмассовых стульчиках, стоящих прямо в песке, пили водку, закусывали ее отвратительной холодной пиццей (все, что было в кафе из еды) и смотрели по маленькому телевизору на барной стойке матч чемпионата мира по футболу Украина-Швейцария. Вот поэтому я знаю дату - футбол помогает запоминать такие дни. Наши тогда выиграли по пенальти - я был пьян и каждый раз, когда наши пробивали, складывал пальцы крестом, мне казалось, что это имеет какую-то магическую силу.
- Уже близко -
За Гирлом - еще пара лагерей, один, помню, с романтическим названием "Алые паруса", популярное название, до черта раньше было этих "парусов" кругом, а еще дальше - пустой берег, значит, Змеиный мыс уже близко. Здесь, на подходе к Змеинке, бывало, селились самые дикие из "дикарей", брезговавшие даже обществом себе подобных в лагере на Гирле, а, возможно, имевшие, что скрывать, и искавшие уединения с какой-то особенной целью. Скажу прямо - это были нудисты. Явление в те времена редкое, порождавшее много слухов и домыслов. И если "дикари" на Гирле почитались местными за малое зло - рассадник антисанитарии, не слишком, впрочем, вредное, по причине отдаленности от села, то жители дальних палаток вызывали опасливое любопытство. Те редкие случаи, когда кому-то из местных удавалось застать живых нудистов в естественном виде, давали толчок всяким местным мифам о процветающих в этих местах извращениях полового толка, преступлениях на сексуальной почве и даже убийствах (попросту, этим местом пугали детей - не забредай, мол, от них чего угодно можно ожидать, всякое может случиться, вот имярек как-то забрел и пропал, и больше его не видели). Впрочем, документальных подтверждений бесчинств нудистов не было, а слухи, кажется, были просто слухами - происходившими от сексуального невежества советского человека. Зато, в отличие от гирловских "дикарей", "нудисты", кажется, сохранили свой ареал - территория здесь все еще пустая, незастроенная, дикая, нравы сейчас попроще, поэтому если вы давно не видели голого человека - добро пожаловать, они до сей поры здесь обитают.
Я, впрочем, нудистов не увидел - утро раннее, едва начало светать. На склоне горы, в траве, пряталась всего одна палатка, возле которой сидел человек в плаще с надвинутым на голову капюшоном. Человек меня неприкрыто разглядывал, как и я его, пока шел мимо - мы оба были ранними пташками. Не знаю, был ли это нудист (возможно, когда потеплеет, он снимет свой плащ с капюшоном и окажется в чем мать родила), но врядли - скорее всего это был такой же рыбак, как я - встал рано, сейчас соберется и пойдет рыбу ловить. Потому и смотрит - изучает, куда я пойду, рыбаки всегда ревниво следят за местами. А я, конечно же, пойду на Змеинку.