- Ялта -
Ялта - это соседнее село, с которым у меня также связаны некоторые воспоминания, достойные прощания, например, о школьном автобусе.
Школьный автобус каждое утро возил детей из моего села (где не было школы) в соседнее большое село - Ялту, где школы было аж две. Я частенько ездил со своими сельскими друзьями в этом автобусе - по утрам понедельников, потому что хотел подольше оставаться в селе на выходных с бабушкой и дедом и не уезжал с мамой в город в воскресенье вечером, предпочитая проснуться ни свет ни заря и уехать этим самым школьным автобусом - я-то учился в городе во вторую смену, а потому успевал. Поутру в центре села на стоянке автобуса собирались дети, мои друзья, все понурые и унылые, как все дети во всем мире, направляющиеся в школу (веселые дети, идущие в школу, бывают только на лживых иллюстрациях к школьным учебникам). Автобус вез их в Ялту, высаживал по очереди возле каждой из школ, а дальше шел в город, везя меня и часто - родителей высаженных школьников. Они ехали в город торговать на рынок салом и рыбой (поэтому в автобусе часто стоял привычный всем моим односельчанам запах рыбы).
Я не был настолько же угрюм по утрам понедельников, как мои сельские товарищи - во-первых, в школу мне надо было к двум часам (и если можно измерять уныние в часах до школы, то градус моего уныния был на несколько часов ниже), а во-вторых - "Футбол-Хоккей". "Футбол-Хоккей" - волшебная толстая газета-еженедельник, которая была в огромном дефиците, и купить ее можно было только ранним утром в понедельник. Прибывая на уже знакомую вам пригородную автостанцию, я бежал к киоску "Союзпечати" и покупал заветный "Футбол-Хоккей". В этом киоске работала бывшая мамина сотрудница - тетя Люся, полная добрая женщина, которая когда-то решила уйти с вредной работы и устроилась работать киоскером. Так что я еще перекидывался парой слов с тетей Люсей. Эти воспоминания: школьный автобус - Ялта - "Футбол-Хоккей" - тетя Люся, тоже были осенними, дождливыми, вроде тех воспоминаний о дороге в село, больнице и банке с жареной картошкой, что приносила мне мама, то есть, не к сезону.
Выруливая из Ялты на большую дорогу в город, автобус проезжал придорожные посадки-ветроупорки - красные и желтые деревья, подарок для художников, любящих рисовать осенние пейзажи. Бывали редкие дни, когда взрослым не надо было в город, и автобус, высадив школьников в Ялте, вез в город меня одного (такие кадры любят кинематографисты, вы знаете - одинокий человек в автобусе).
Хотя есть и парочка летних реминисценций, связанных с Ялтой. Раньше я упоминал электромонтажные когти, которые висели в сарае бабы Лары, потому что отец мой был электриком. Но, по правде говоря, это было чем-то вроде легенды на случай, если у тебя вдруг в школе спросят: "А кто твой отец? Кем работает?" Я привык отвечать, что мой отец - электрик. Возможно, именно поэтому я и сам в свое время выучился на электрика - у меня не было никаких склонностей ни к одной из наук и ни к какому ремеслу, и когда пришли скауты из электрического ПТУ, я решил: "Почему бы и нет? Буду электриком". Отец же окончил электромонтажный техникум и чуть-чуть поработал настоящим электриком - я видел его на столбе в когтях, могу подтвердить под присягой; хотя, впрочем, это было в настолько далеком детстве, что данное воспоминание сродни тому, как я видел домового на крыше дома бабы Лары - я тогда спросил отца: "Па, а домовой, правда, есть?" "Правда", - ответил отец. - "Да вот же он, смотри!" - и показал рукой на крышу. Я быстро обернулся и, как мне показалось, заметил какую-то фигуру в черном плаще, мелькнувшую на крыше и тут же растворившуюся в чердачной двери. C третьей же стороны, то же самое можно сказать обо всем, что я здесь пишу - черт его знает, что тут правда, а что - "исчезающий домовой", причуда памяти.
Так вот, по большей части, отец электриком только числился, а на самом деле играл во все спортивные игры, в которых имеется мяч (точно помню про футбол и гандбол, смутно - про волейбол, а вот в баскетболе сомневаюсь - отец не был громадного роста) за разные трудовые коллективы, в которых он числился электриком. Но и это еще не все. Летом отец работал в сфере аттракционов. В южных регионах были распространены такие передвижные аттракционы: как минимум, там были карусели и тир, иногда же они достигали поистине глобального размаха: возили зверей (даже слонов, это называлось - зооцирк) и устраивали опасные аттракционы как то: мотоциклист в железном шаре. Отец был тем самым мотоциклистом, который ездил внутри железного шара-клетки. Так вот, эти аттракционы частенько становились лагерем в Ялте, и отец приезжал за мной на мотоцикле, сажал позади себя и вез в Ялту, где я торчал целый день, обходя аттракционы (только смотрел со стороны - я ненавидел карусели после того, как однажды облевал всех вокруг со стремительно летящей по кругу лодочки), стреляя в тире и просто сопровождая отца и его друзей во всех начинаниях (чаще всего наблюдая, как они пьют вино в вагончике - отец не был пьющим, но бабушка всегда угощала его домашним вином, которое он с удовольствием пил с друзьями в вагончике под музыку с кассетного магнитофона "Электроника").
Туда же, в Ялту, нас, пацанов, часто возил на своей машине дядя Толя Мусоргский.
- Дядя Толя Мусоргский -
Дядя Толя Мусоргский был сезонным рабочим, а именно - водителем мусорной машины (отчего он и получил псевдоним "Мусоргский", потому что никто никогда не интересовался его настоящей фамилией) в пионерлагере "Волна" и другом всех детей. К дяде Толе можно было запросто сесть в машину и съездить с ним, к примеру, на свалку, куда он отвозил мусор из лагеря, или в Ялту, куда он тоже ездил по каким-то делам. Дядя Толя ходил в спортивных штанах трико с дутыми коленями, с виду был похож на хоккеиста Харламова (наверное, родом из греков или цыган), губошлепил и говорил нечленораздельно, что-то вроде: "Гыр-гыр-гыр" и "быр-быр-быр", но дети его понимали.
Жил дядя Толя на хоздворе пионерлагеря в деревянном домике (вроде того, что у меня сейчас), в котором была только проволочная кровать и тумбочка (точно, как у меня). Однажды, когда я зашел к нему в гости, у дяди Толи на тумбочке была расстелена газета, а на газете стояла открытая банка кильки в томате. Такой образ жизни: дом из фанеры, пружинная кровать, тумбочка, газета и банка кильки, по сей день является для меня квинтэссенцией какой-то упрощенной романтики. Наверное, я невольно стремился к этому образу, снимая свой флигель. Дядя Толя часто присутствовал у нас дома за столом, поскольку помогал деду по хозяйству, особенно во время свинокола, и был чем-то вроде приходящего члена семьи - из тех, кого ты всегда рад видеть, когда бы он ни зашел во двор. Из жизненных установок и философий дяди Толи я помню только одну: "Рабочий класс - всему голова". Наверное, других жизненных установок у него и не было, потому что среди всей той нечленораздельной мешанины, которую губошлепил дядя Толя, оплевывая при этом всех окружающих, среди всех этих "гыр-гыр-гыр" и "быр-быр-быр", мысль про рабочий класс проходила красной линией: "Гыр-гыр-гыр, на рабочем классе все держится, быр-быр-быр, рабочий класс всех кормит!" Лишь мама моя, помню, не соглашалась с этим непререкаемым постулатом по поводу рабочего класса и тем, что он всех кормит - всегда старалась незаметно встать и уйти из-за стола, когда дядя Толя включал эту шарманку.
Но главное - машина. В том возрасте мы еще не имели опыта путешествий, а потому выезд с дядей Толей на свалку или в Ялту на его мусорной машине (в кабине приятно пахло потом, мазутными тряпками, бензином и табачным дымом) был большим для нас впечатлением. Дядя Толя деловито переключал передачи, дергая за красивую ручку с черным набалдашником, и слушал по радио музыкальную передачу "Для тех, кто в пути", в которой можно было заказать кому-то песню - их чаще всего заказывали жены своим мужьям-шоферам, находящимся в дальних рейсах. Я завидовал дяде Толе, справедливо полагая его одного достойным музыкальных подарков, которые передавали в программе "Для тех, кто в пути", потому что дядя Толя как раз и был тем, кто в пути, а я так - попутчиком.
- в Сосновый бор -