нет никакого повода желать смерти. Физически я здоров, никто в моей семье не был подвержен подобному
душевному недугу, я не потерпел никаких потерь, жалованья моего вполне достаточно для того, чтобы
доставлять себе свойственные моему возрасту развлечения». Но едва больной прекратил борьбу с самим собой
и решил убить себя, тревога его кончилась и к нему вернулось спокойствие. Если попытка самоубийства
оканчивается неудачей, то этого оказывается достаточно для того, чтобы больной на время успокоился; можно
сказать, что у него проходит само желание лишить себя жизни.
IV. Автоматическое или импульсивное самоубийство. Этот вид самоубийства так же мало мотивирован, как
и предыдущий; ни в действительности, ни в воображении больного для него нет никакого основания. Разница
между ним и предыдущим видом заключается в том, что вместо того, чтобы быть результатом навязчивой
идеи, которая более или менее долгое время преследует больного и лишь постепенно овладевает его волей, этот вид самоубийства проистекает от внезапного и непобедимого импульса. Мысль в одно мгновение
созревает до конца и вызывает самоубийство или по крайней мере толкает больного на ряд предварительных
действий. Эта внезапность решения напоминает нам то, что мы раньше видели при той или иной мании; но
самоубийство маниакальное всегда имеет хотя и неразумное, но все же основание. Здесь же, наоборот, мысль
о самоубийстве зарождается внезапно и совершенно автоматически, без наличности какого-нибудь
предварительного сознательного решения, ведет к роковой развязке. Вид ножа, прогулка но краю пропасти и
т.д. мгновенно порождают мысль о самоубийстве, и выполнение ее так стремительно, что больные часто
совершенно не осознают того, что произошло. «Человек,— говорит Brierre, — спокойно разговаривает с
друзьями; вдруг он внезапно перескакивает через барьер и бросается в воду. Его тотчас же вытаскивают и
спрашивают о мотивах его поступка. Он отвечает, что сам не знает о них и что он действовал под влиянием
силы, управлявшей им помимо его воли». «Самое удивительное,— говорит другой больной,— что я
совершенно не могу вспомнить, каким образом я взобрался на окно и какая мысль была у меня тогда в голове; я совершенно не хотел убивать себя, по крайней мере в данный момент я не могу вспомнить, чтобы у меня
было такое желание». При более слабой степени болезни люди чувствуют приближение припадка, и им
удается избежать непобедимого очарования орудия смерти, если они не оглядываясь бегут от него.
В общем, все случаи самоубийства среди душевнобольных лишены всякого мотива, или определяются
совершенно вымышленными мотивами. Громадное количество добровольных смертей не могут быть от-
несены ни к той, ни к другой категории; большинство из них имеют мотивы, не лишенные реального основа-
ния; поэтому нельзя, не злоупотребляя словами, считать каждого самоубийцу сумасшедшим. Из всех ха-
рактеризованных нами случаев самоубийства наиболее трудно, по-видимому, отличить от самоубийств, на-
блюдаемых среди здоровых людей, самоубийство меланхоликов; очень часто вполне нормальный человек, кончающий с собой, находится в крайне подавленном и угнетенном состоянии, как и человек, страдающий
болезненной меланхолией. Но все же между ними всегда существует основное различие; состояние духа
первого и вытекающий из этого состояния поступок имеют некоторую объективную причину, тогда как у
второго самоубийство не стоит ни в какой связи с внешними обстоятельствами. В общем, самоубийства
психически ненормальных людей отличаются от остальных точно так же, как иллюзия и галлюцинации
отличаются от нормальных восприятий и как автоматические импульсы — от вполне сознательных поступков.
Возможен, конечно, непрерывный переход от одних к другим, но если бы это было достаточной причиной для
того, чтобы отождествлять их, то пришлось бы вообще устранить различие между здоровьем и болезнью, ибо
вторая — только видоизменение первого.
Если бы даже и удалось установить, что средние люди никогда не лишают себя жизни и что
решающиеся на самоубийство представляют собой некоторую аномалию, то все же это не давало бы нам
права смотреть на сумасшествие как на непременное условие самоубийства; сумасшедший не есть просто
человек, несколько иначе думающий и поступающий, чем обыкновенная средняя масса, поэтому тесно связать
самоубийство с сумасшествием можно только в том случае, если произвольно ограничить значение слов. «Тот, кто, внимая только голосу благородства и великодушия, подвергает себя заведомой опасности или же