День серел. В иллюминатор ракеты было видно, как опускается солнце. В это время суток все в природе приобретает какое-то испуганное выражение, словно сама природа боится той недолговечности, непрочности, которые всегда ощущаются в мире перед наступлением темноты.
Отец говорил, как всегда, доказательно, но что-то в его рассуждениях смущало сына. Не верилось, что все, кого встречал он на этой планете, были искусно сделанными роботами. Робот — существо без эмоций, он не умеет получать удовольствие, а все, кого он встречал, только этим и занимались.
Можно и другие аргументы найти, но не в них дело. Сын был совершенно убежден — не роботы это, точно не роботы. Убеждения у него были, а доказательств не было…
И он спросил:
— Отец, подумай сам, кому могло прийти в голову создавать таких странных роботов? Для чего?
— Этого я не знаю, но многое бы дал, чтоб посмотреть в глаза местному Богу, которого, признаться, мне больше бы хотелось называть «хозяином», по-моему, так будет точнее. Так значит, говоришь, твой сон воплотился? Ладно, завтра мы пойдем на поиски хозяина. А сейчас — спать.
Ночью Игорю снился сон.
Будто бы пришел на корабль великий композитор Чайковский и позвал его за собой. И Игорь пошел. И только они отошли буквально метров на сто, как вдруг прямо с неба заиграла мелодия «Лебединого озера» — его любимая мелодия — выскочили в танце четыре балерины, но были они совершенно голые. Балерины Игорю очень понравились, и он решил с ними познакомиться. И вот он к ним приближается — а они отступают, танцуя. Он приближается — они отступают. Игорь злится чрезвычайно, но поделать ничего не может. А Чайковский при этом хитро улыбается и говорит: «Не надо бы шалить, молодой человек, ой, не надо бы вам шалить».
Игорь проснулся с больной головой и подумал: «Пора на Землю». Потом вспомнил, что на Земле его никто не ждет, — и ему стало грустно.
Едва сели завтракать — раздался стук в дверь корабля. Стук был вежливый, но настойчивый.
— Не надо открывать, — испуганно сказал сын.
— Откроем. Может, хозяин сам к нам пришел?
Отец взял оружие и открыл дверь.
Они увидели довольно высокого человека с седой бородой. Под руку его держала абсолютно голая девица, лишь относительно прикрытая балетной пачкой.
— Ты — кто? — спросил отец.
— Это Чайковский, — ответил Игорь. — Великий русский композитор.
Человек снял котелок.
— Вы абсолютно правы: Чайковский. Петр Ильич. У нас тут пикник намечается — так мы хотели бы вас пригласить. Там музыки будет много. Еще Илья Ефимович Репин обещал зайти — шаржи на всех рисовать.
Пока Чайковский говорил, сын внимательно рассматривал девицу и нашел ее весьма привлекательной. Смущала, правда, ее несколько непривычная открытость, но на этой планете, наверное, были свои законы. Сын даже завел с девушкой тот безмолвный разговор глазами, который всегда предшествует знакомству.
— Пойдемте с нами, — сказала балерина. — Там еще три моих подруги. Будет очень весело.
— А если у вас — дела, вы после все успеете сделать. Мы ж ненадолго, — улыбнулся Чайковский.
Сын спустился и подошел к девушке.
Чайковский отеческим взглядом осмотрел молодую пару и произнес:
— Вот видите, молодые люди уже обрели друг друга. Знаете ли, мне доставляет огромное удовольствие знакомить молодых людей. Я тут даже открыл небольшое «Бюро знакомств». Прелюбопытнейшее занятие!
Отец вел себя как-то странно: он подошел сначала к девице, потрогал ее, будто убеждаясь, что она живая. Потом подергал Чайковского за бороду, а потом сказал тихо-тихо:
— Исчезните оба. Я сказал: оба — испаритесь.
В ту же секунду Чайковский и девица растворились в воздухе, как не было.
— По-моему, я понял, в чем тут дело, — сказал отец, садясь в вездеход, — и теперь мне еще больше хочется встретиться с хозяином.
Сын не стал ни о чем спрашивать потому, что знал: о своих предположениях отец никогда не рассказывает, говорит только о том, что знает совершенно точно.
Чтобы не молчать, сын рассказал отцу свой сон.
— А чего это тебе Чайковский снится? — неожиданно спросил отец.
Сын не знал, как ответить: снится и снится.
— А то, что к тебе голые бабы во сне приходят, говорит о том, что парню пора на Землю, — отец улыбнулся. — Ладно, не злись. Если хозяин стал нас заманивать таким идиотским способом, значит не так уж он силен против нас.
Они ехали по тем самым местам, где напали на сына прыгающие. Вот здесь стоял он перед ними на коленях — идиот! — и молил о дружбе. А вот у этого дерева — или у этого? — привязали Джека, точнее того, кто Джека изображал. А вот здесь, совершенно точно — здесь услышал он голос Бога — или хозяина? — и под этим кустом спал. Господи, кажется, что это было так давно! И какое счастье, что теперь рядом с ним — отец.