«Цветок, который создан для того, чтобы мстить людям за их злобу. Этой самой злобой их же самих убивать…»
…Самое странное в этой истории то, что комиссар Гард, у которого была отличная память, забыл, в какой именно стране она происходила. А может, это и не странно: ведь нет такой страны, в которой цветкам, питающимся человеческой злобой, нечего было бы есть.
И кто знает судьбу того растения, которое удалось победить Гарду? И кто знает — единственный ли это подобный цветок?
Желтое облако
Надо сказать, что комиссар Гард любил себя больше остального человечества. Он был — как вы, надеюсь, знаете — зарубежный комиссар, поэтому не будем осуждать его за эту простительную слабость. То обстоятельство, что вместе с ним погибнет весь город, а быть может, и все человечество — Гарда не успокаивало. Он даже был готов вычленить себя из человечества, чтобы не погибать за компанию, но это было невозможно.
Последнее время комиссар все время нервничал. И даже универсальное средство успокоения всех комиссаров — дешевая сигарета и газета не успокаивали. Оно и понятно: нервничал Гард не по какому-нибудь пустячному поводу, а потому, что твердо знал: он погибнет.
Гард включил телевизор. Не потому, что хотел увидеть какую-нибудь определенную передачу, а потому, что сын приучил его: телевизор должен работать постоянно.
По телевизору снова показывали трупы, изъеденные изнутри. В газетах — все о том же, о желтом облаке.
«Газеты и телевидение существуют для того, чтобы сеять панику, — решил комиссар. — Надо их закрыть. Зачем нужна эта правда, если от нее одни неприятности? И так жить противно…»
Комиссар достал, разумеется, початую бутылку, разумеется, виски — а что еще и пить-то комиссарам? — и попытался найти в телевизоре что-нибудь более веселое, чем трупы.
Нашел концерт классической музыки. Но даже в жестах дирижера виделось ему что-то безнадежно — истеричное.
Переключил.
Хорошо выбритый ученый в очках на тонком носу изо всех сил старался показать, будто он все-таки кое-что знает.
— Желтое облако, конечно, таинственное явление, — ученый наморщил лоб, как бы придавая значимость сказанному. — Однако, в его исследовании мы уже продвинулись в определенном направлении.
«В направлении к заднице», — подумал Гард, однако переключать не стал.
— Очевидно, что желтое облако состоит из животных организмов, — продолжал ученый. — Очевидно, что они скорее всего не земного происхождения. Хотя, возможно, и земного. Мы нашли несколько тараканьих трупиков, но сказать с уверенностью, принадлежат ли они к желтому облаку, пока не возьмусь. И никто не возьмется. Короче, надо бы проникнуть в само облако, но пока — не удается.
«Трусы вы все», — подумал Гард.
Ученый улыбнулся, словно услышав мысли комиссара, и произнес назидательно:
— Исследования чрезвычайно затруднены. Сказать точно, из кого состоит облако пока не представляется возможным.
«Зато представляется возможным сказать, что ты принадлежишь к племени идиотов», — подумал Гард.
— Мы не теряем надежды, — улыбнулся ученый.
«Зато я теряю терпение, — подумал Гард и выключил телевизор. — Сколько таких идиотов сделают себе сейчас научную карьеру на желтом облаке, вместо того, чтобы проникнуть в него и разобраться, в чем там дело…»
Гард откинулся на спинку стула и задумался о бессмысленности и бренности всего сущего на Земле…
Как вы, наверное, догадались, комиссара вывел из забытья телефонный звонок — известное дело, телефоны всегда поступают с комиссарами неучтиво.
Комиссар снял трубку. Он знал, что услышит, и потому вместо «Здравствуйте», спросил:
— Где?
— На центральной площади, Гард. Пока, вроде, без трупов.
Комиссар знал: никакой более подробной информации он не получит и повесил трубку, не попрощавшись.
Перезаряжая пистолет, Гард подумал: «Зачем мне оружие? Как будто эта игрушка поможет совладать с желтым облаком… Ерунда!»
И все-таки пистолет в карман положил. На всякий случай.
Заглянул в комнату сына. Сына не было.
«Где ж он шляется в такое время?» — подумал Гард, но развивать эту мысль не стал.
В темном городе было пусто и темно, как в ночном театре. Будто отзвучали аплодисменты, и завершилась красивая жизнь, и ничего не осталось, кроме темноты и затхлого запаха кулис. Разве только тени ушедших комедий и драм скользят незримо, создавая иллюзию жизни.
Комиссар пытался настраивать себя на философский лад, чтобы окончательно не поддаться страху. И все равно — на пустынных улицах даже комиссару Гарду, который видывал всякое, было как-то не по себе.