Хоть бы один прохожий, машина случайная, крик какой-нибудь далекий, в конце концов — но ничего. И лишь огни в окнах домов доказывали, что погибли еще не все.
Гард остановил машину, не доехав пары кварталов до центральной площади.
— Там — желтое облако, — начал молодой солдат из службы оцепления. — Туда нельзя, там — опасно… — Но увидев удостоверение Гарда, солдат посторонился.
А Гард уже слышал шорох. Тот отвратительный шорох-скрежет, который всегда сопровождал желтое облако, тот кошмарный звук, от которого начала кружиться голова и тошнота подступила к горлу.
В свете окон комиссар увидел разъеденный труп. Гард был хороший комиссар, и увидел он именно то, что и ожидал увидеть… Желтое облако всегда одинаково уничтожало свои жертвы. Одинаково и аккуратно. Казалось, из человека выдули содержимое. Огромная дыра зияла в промежности, дыры глаз были разъедены — так моль разъедает одежду. Тягучая, уже немного застывшая, жижа на щеках — вот все, что осталось от глаз. Но лицо было изъедено совсем мало — казалось, тонкой иглой укололи его несколько раз, вот и все — желтое облако входило в человека и выходило через глаза, выедая все внутренности. Гард знал: внутри этот человек пуст, как гроб без покойника.
Говорят, первые эксперты, вскрывавшие жертвы желтого облака, едва не сходили с ума — никогда до этого не приходилось им видеть человеческий сосуд настолько полым. Но сейчас они уже привыкли и не удивлялись.
«Куда я иду? Зачем?» — подумал Гард. Однако, профессиональная выучка и здесь победила разум.
Комиссар обошел труп и двинулся навстречу облаку.
Через полчаса, когда облака уже не будет здесь, приедут врачи, заберут труп в морг, вскроют его, и… ни на миллиметр не приблизятся к разгадке тайны.
Комиссар вышел на центральную площадь и сразу увидел желтое облако. Шуршащее, монолитное и страшное двигалось оно на очередную жертву.
Молодой человек стоял, прижавшись к стене. Он даже не пытался бежать, видимо, понимая бессмысленность подобных попыток. Он лишь закрыл лицо руками, не желая смотреть в глаза собственной смерти.
А смерть была близка. Край желтого облака захлестнул ноги, этому парню оставалось жить от силы минут пять.
И тут Гард понял, что этот парень — его сын. В ту же секунду в нем умер осторожный профессионал, комиссар перебежал площадь и сам окунулся в желтое облако. Без сомнения, он был первым человеком, который сам полез в желтую смерть.
Но комиссар не боялся, и не потому, что страх не свойствен комиссарам (ни отечественным, ни зарубежным), а потому, что знал совершенно точно: нет ни на земле, ни в космосе, ни во всей Вселенной такой силы, которая может нейтрализовать его волю, если нужно спасти сына.
Ноги вязли в желтом облаке, идти было тяжело, как по болоту. С той лишь разницей, что это облако не чавкало, а хрустело под ногами.
Сын стоял все так же, обхватив голову руками, а желтое облако поднималось все выше по его ногам.
Задыхаясь, Гард подошел к сыну, поднял на руки и понес к машине. Оглянулся. Но желтое облако даже не пыталось преследовать их, впрочем, как Гард понял теперь — оно вообще было очень медлительным, это облако.
В машине сын пришел в себя и спросил:
— Что это было?
— Тараканы.
— Что? — не понял сын.
— Обычные тараканы. Я на всю жизнь запомню, как хрустели они у меня под ногами. Представляешь, наш город терроризировали обычные желтые твари, и они так напугали нас, что мы даже не пытались с ними бороться. Почему же ты не пробовал бежать от них?
Сын молчал. По щекам его катились слезы.
— Ты дал окружить себя обычным мерзким тараканам. Каждого из них в отдельности ты мог бы прихлопнуть газетой, но когда их стало много — испугался. И знаешь, о чем я думаю, сынок? Кто же организовал этих тварей? Сами тараканы не смогли бы так здорово организоваться. Кто и зачем создал эту тараканью армию? Как ты думаешь?
Сын спал.
«Значит так, — решительно подумал комиссар. А все комиссары, надо сказать, думают решительно. — Значит так, если этой же ночью я не найду того, кто решил погубить моего сына, то я не достоин ничего лучшего, чем быть съеденным тараканами».
Гард вынес сына из машины, раздел, уложил спать, еще раз зачем-то проверил пистолет, и снова вышел на улицу.
В темном городе по-прежнему было пусто и темно, как в ночном театре. Но теперь Гарду казалось, что тишина вот-вот разорвется легкой барабанной дробью — такой, что в плохих театральных постановках как бы напоминает зрителю: будьте внимательны — начинается кульминация.