Выбрать главу

В аналитической стратегии прослеживается желание ответственных командиров максимально сузить вероятностные распределения, а в идеале — вообще вернуться в классическому насквозь и до конца просчитываемому «нормальному бою». В рамках стратегии риска можно увидеть стремление убежать от определенности и поискать свои шансы на краю гауссианы.

Эти шансы могут быть найдены на пути расширения пространства решений (состояний). Чем больше степеней свободы у штабов, командиров и соединений, ведущих «нормальный бой», тем шире резонансный спектр возможных исходов. Поэтому стратегия риска — это всегда стратегия, лежащая за пределами Устава[157]. В известном смысле можно сказать, что по отношению к классическому военному искусству, различающему понятия «можно» и «нельзя», она носит «карнавальный» характер.

Разведка — элемент хаоса в аналитической стратегии

Расчет вариантов в классической стратегии основывается на предположении о равной информированности сторон об обстановке. Понятно, что сторона, информированная лучше, получает преимущество, которое в некоторых случаях может вывести ситуацию за пределы аналитичности.

Организация разведки со времен Сунь-цзы представляла собой важнейший сектор работы полководца. Разумеется, подавляющую часть информации доставляет войсковая разведка: кавалерийские завесы маневренного периода Первой Мировой войны, разведывательные самолеты Второй, спутники — Третьей. Наконец, радиоперехват.

Следует, однако, помнить, что в организации войсковой разведки обе стороны находятся в одинаковом положении. Иными словами, такая разведка сводится к двустороннему обмену информацией, вполне укладывающемуся в рамки аналитической модели. Мы можем расширить определение снабжения, включив в него доставку частям и соединениям не только горючего, пищи и боеприпасов, но и необходимой для осмысленной боевой работы информации. Тогда работа войсковой разведки влияет на количество «стандартных дивизий», тем самым — на ход и исход «нормального боя». Величину этого влияния не следует переоценивать.

Совершенно иной является ситуация с агентурной разведкой. В рамках этой подсистемы действуют не полки и эскадрильи, а отдельные люди — со своими совершенно индивидуальными особенностями: интеллектом, лояльностью, стойкостью, инициативностью, фантазией, везением, наконец. Поскольку этих людей очень мало (по сравнению с характерной численностью армий), никакому усреднению их деятельность не поддается, оставаясь величиной, априори совершенно непредсказуемой. А это означает, что возможны — и время от времени реализуются — ситуации, в которых деятельность одного разведчика может привести к бифуркации в системе «война», то есть к потере аналитичности. Классическая модель операции, построенная на равной информированности сторон, сразу же станет неадекватной, и выводы классической военной теории будут опровергнуты.

«Если бы войско знало, войско побило бы войско» — гласит французская пословица.

Неаналитичность агентурной разведки проявляется прежде всего как ее сверхэффективность. Во время Первой Мировой войны с деятельностью шпионов связывают катастрофические для немцев результаты прорыва группы кайзеровских эсминцев в Финский залив. Анализируя деятельность немецкого агента, который наводил подводные лодки на союзные конвои, ответственный офицер ВМС союзников заявил: «Линкор, свободно разгуливающий по коммуникациям, не причинил бы нам столько вреда».

Следующая война принесла еще более разительные примеры. Разгром японского флота при Мидуэе стал возможен благодаря довоенной деятельности одного (двух) человек, добывших секрет японской шифровальной системы. В некотором смысле эти два человека подменили собой по крайней мере три ударных авианосца (что представляет собой где-то около 50% всего наступательного потенциала флота США, создаваемого десятилетиями на деньги всей страны). Аналогичную роль сыграла операция «Ультра» в срыве решающего наступления Роммеля под Эль-Аламейном.

До сих пор трудно оценить реальные результаты деятельности супругов Розенберг в США и О. Пеньковского в СССР. В обоих случаях, однако, можно уверенно говорить о стратегических последствиях шпионажа.

Если согласиться с тем, что разведка — прежде всего агентурная разведка — представляет собой непредсказуемое, хаотическое звено в сугубо аналитическом мире военной науки, становится понятной и общепринятая недооценка ее роли (что проявляется, в частности, в вопросах о званиях и наградах: очень редко разведывательной сетью страны руководит человек в звании выше генерал-майора), и чрезвычайно жестокое отношение к пойманным неприятельским шпионам, которых в военное время казнят, а в мирное — приговаривают к многолетнему тюремному заключению.

В обоих случаях речь идет о борьбе принципиально обезличенного организма, каковым является армия, с индивидуальной человеческой активностью, подрывающей самые основы существования армии.

Чудо как фактор стратегии

Будем называть «чудом» всякое боевое столкновение, исход которого столь сильно отличается от «нормального», что это не может быть объяснено с точки зрения статистической модели. Подчеркнем, что речь в данном случае пойдет о событиях скорее невероятных вообще, нежели маловероятных[158]. Начнем изучение стратегических «чудес» с анализа захвата группой Витцига форта Эбен Эмаэль.

Итак, имеет место «наступающий» численностью в 75 человек при легком вооружении и «обороняющийся», насчитывающий 1200 человек в бетонированных казематах при орудиях и пулеметах. В пересчете на «стандартные соединения» перевес сил обороняющихся никак не меньше 6:1 (полагая одного арийского десантника сразу за четверых бельгийских резервистов и используя для форта заниженный оборонительный коэффициент 1,5).

Если аппроксимировать статистическое распределение гауссианой, нормировав на 50% вероятность успеха при трехкратном превосходстве наступления над обороной (что, исходя из опыта обеих мировых войн, завышено), получим, что ставки на отряд Витцига следовало принимать где-то из расчета 1:1 000 000. В действительности дело обстояло еще хуже, поскольку при отсутствии у наступающего тяжелого вооружения никаких шансов на успех не было вообще!

Тем не менее операция «Гельб» не производит впечатление выигранной случайно — из-за слишком уж большой глупости противника или фантастического везения. Иными словами, подсознательно мы воспринимаем звенья этой операции — захват бельгийских мостов и фортов, расчистка завалов и минно-взрывных заграждений в Арденнах, форсирование Мааса без поддержки артиллерии, быстрое продвижение к морю с «повисшими» флангами — как вполне реальные. В манштейновской авантюре присутствует своя логика. Логика невозможного.

Анализируя штурм Эбен Эмаэля и сходные события, принято говорить о внезапности. Б. Лиддел-Гарт указывает, что гарнизон форта был не готов к отражению именно этого вида атаки — воздушного десанта. Но, помилуйте, неизбежность скорого вторжения в Бельгию была в мае 1940 года очевидна всем — от короля Леопольда до последнего мусорщика. Что же касается использования ВДВ, то в конце 30-х годов такая возможность уже не была новостью и учитывалась при военном планировании. Таким образом, если операция Витцига и оказалась для бельгийцев внезапной, то речь должна идти о не совсем привычной трактовке понятия внезапность.

Рассмотрим с этой точки зрения операции японцев против Перл-Харбора, Филиппин и Сингапура в декабре 1941 года. Не подлежит сомнению, что союзники оказались совершенно не готовыми к сражению. Однако же конвои, идущие к Малайе, были обнаружены с воздуха задолго до высадки; о неизбежности атаки Перл-Харбора американцы были предупреждены не только «расколотым» японским дипломатическим кодом, но и многообразной косвенной разведывательной информацией. Что же касается Филиппин, то атака Манилы по погодным условиям была задержана и состоялась лишь через несколько часов после официального объявления войны.

вернуться

157

Чем сложнее «пространство войны» (т. е. множество всех факторов, событий, обстоятельств, влияющих на состояние системы «война»), тем, как правило, больше возможных точек бифуркаций, больше существенно различающихся конечных позиций. С этим связано стремление мастеров военного дела обогащать аналитическую реальность инновациями, зачастую весьма странными и вычурными К такого рода попыткам можно отнести некоторые технические системы (японские ныряющие снаряды, немецкие асимметричные самолеты, итальянские человеко-торпеды и пр.), «исключительно непрямые» — в терминологии Лиддел-Гарта — оперативные планы (например, объявление Германией в декабре 1941 года войны США, что может быть рассмотрено по мнению западногерманского историка С Хаффнера «как зов о помощи» [Хаффнер,1968]), разнообразные тактические «выкрутасы» (переодевание в чужую или нейтральную форму, провокационные приказы, отданные на радиочастотах противника и т. д. — мастерами такого рода боевых действий показали себя израильтяне в 1967 г. и отчасти в 1973 г.). Как правило, реальный вред от подобных действий невелик, и их проще всего просто игнорировать. В этом случае они остаются в истории как некое чудачество. Однако, если противник начнет реагировать на странные инновации, включая их тем самых в собственное «пространство войны», система «война» приобретает дополнительные степени свободы. Это еще не значит, что она обязательно претерпит бифуркационный скачок, но вероятность такого исхода повышается Поэтому экстенсивное нагромождение инноваций представляет особый вид стратегии за слабейшую сторону. Стратегии, направленной на размытие спектра возможных конечных состояний системы «война».

Само собой разумеется, что сильнейшая сторона может использовать тот же прием — и притом с меньшим риском. Но, как правило, человеческий ум более изворотлив в тяжелой ситуации; выигранные же позиции для него не столь интересны. Для страны, проигравшей в очередном раунде раздела мира, это представляет определенные шансы.

вернуться

158

Конечно, существует вероятность того, что типографский шрифт, выброшенный из окна, образует при падении строки «Илиады», а весь воздух в силу статистической флуктуации соберется в правой половине комнаты, вследствие чего люди, оказавшиеся в другой половине, задохнутся. Однако характерное время ожидания подобного события на много порядков превосходит характерное время жизни Вселенной, что, собственно, и означает, что случайно они не происходят никогда.