Сергей Пахомов - выпускник Физтеха, кандидат физматнаук, приехал в Ижевск двадцать два года назад - на излете советской власти, работать в создаваемом тогда научном центре академика Кудинова. Из науки ушел, открыл малое предприятие по производству телефильмов, но остался человеком яркого общественного темперамента: работает на местном телевидении, ведет передачи на местном «Эхе Москвы» (уточняет: бесплатно). Член Союза журналистов, жена - библиотекарь, живут скромно. Скоро пятьдесят, а своя квартира появилась года два назад - до этого жили в общежитии.
Провинциальный пассионарий-общественник зачастую комичен, носит охранную грамоту городского сумасшедшего, говорит лозунгами и поэзами. Разумеется, я - тем более после всех «трансценденций» - ожидала увидеть классическую демшизу со звездой во лбу. Но увидела человека спокойного, ясно и трезво мыслящего, уверенного, твердого и убедительного в высказываниях, с дикторски поставленным голосом, перекрывающим все городские шумы.
– Ну все-таки, - доматываюсь я, - почему это так уж неприемлемо? Экологические соображения - понятно, культурно-охранительные… Но ведь инвестиции, рабочие места, определенная прагматика развития…
Пахомов смотрит на меня с сожалением.
– Потому что это безнравственно, - весомо говорит он.
И я понимаю, что «безнравственность» - это как раз самый прагматический аргумент. А вот «инвестиции», наоборот, - самая что ни на есть административная лирика.
IV.
Ижевский пруд и есть Ижевск; с 1760 года, со строительства плотины на мелкой речке Иж для железоделательного завода отсчитывают историю города. Это единственная «большая вода» и единственный питьевой водоем в городе; по словам главного конструктора «Удмуртгражданпроекта» Сергея Спиридонова, отсюда забирают примерно три четверти всей воды для нужд города, остальное качают из Камы, что в 35 километрах от Ижевска. Вода давно и обильно цветет, количество вредных веществ в ней превышает все мыслимые нормы, при мэрии создан даже специальный Попечительский совет по восстановлению Ижевского пруда - но воз и ныне там. Убьет ли пруд строительство искусственного острова? Если сделать с умом, то не обязательно, говорят специалисты, но кто же поверит в экологический трепет строителей?
Но угроза загрязнения источника питьевой воды - это какой-то двадцатый аргумент «Общественной экспертизы». Главные же обвинения против проекта «Калашников» предъявляются в трех аспектах: «этико-символическом», «архитектурно-градостроительном» и аспекте «безопасности». Оружие - символ устрашения и смерти, автомат Калашникова не только служит родине, но и используется международными силами зла (о применении АК-47 неофашистами в США в наше время см., например, повесть Элмора Леонарда «Огонь в норе»). Кроме того, применение этого образа «является фетишизмом». Это конфессионально двусмысленно. Это оскорбляет представителей коренной национальности. Это подменяет «духовность» «религиозностью», но вместе с тем, возвышаясь над храмами, оскорбляет религиозные чувства верующих. Это оскорбляет честных тружеников Ижмаша, Мотозавода, Электромеха, которые будут вынуждены смотреть на праздных гостей удмуртской столицы. Это символ нечистоплотности. Это оскорбляет всю неоружейную промышленность Ижевска («Если бы в Ижевске производили лучшую в мире сантехнику, неужели бы мы построили здание в форме унитаза?»). Это кич. Это метафора борьбы с природой и «заведомое принижение возвышаемого». Это экономически нецелесообразно, потому что гостям не понравится смотреть на грязную воду и дымящиеся трубы, а значит, проект передадут в бюджет города. И наконец: агрессивность проекта будет инициировать психические заболевания у жителей города. Также даны словарные определения понятий «идол», «антропоморфизм», «духовность», «фетиш» и «бренд».
(Честно говоря, я бы сломалась уже на «неофашистах США», - но дочитала до психических заболеваний. И тяжело задумалась. Оскорбляет ли мои этические, социальные, конфессиональные чувства башня «Федерация»? Попадут ли в психушку москвичи и гости столицы, лицезреющие нефтегазовые небоскребы? Каковы смыслосодержащие направляющие в унитазе?)
Но, может быть, думаю я, это и есть технология: абсурдизация «объекта», наращивание критической массы контраргументов - не менее абсурдных, чем сам проект, не менее вызывающих. И что должна была почувствовать власть, на которую обрушились, как кислотный дождь, фетиши с трансценденциями и «заведомое принижение возвышаемого»: плюнуть в раздражении на очередное интеллигентское «бла-бла-бла» или испытать мистический ужас перед терминологической агрессией, перед этими темными блаженными речениями ижевских интеллектуалов, перед этим совершенно прагматичным гражданским юродствованием?