— «Я — странная петля» рассказывает именно об этом, — сообщила Дебора. — В ней говорится, что мы проводим собственные жизни, замыкаясь на самих себе, оказываясь в том самом замкнутом круге. Сейчас многие интересуются, почему именно они получили эту загадочную книгу, но при этом говорят не о книге и ее смысле, а о себе. «Бытие или ничто» собрала круг людей и стала для них новым сосудом для самоадресации, — женщина немного помолчала, после чего добавила: — Мне кажется, это и была идея профессора.
«Бытие или ничто» и пакет, в котором ее доставили.
«Я — странная петля» в мягкой обложке
Ее теория звучала весьма правдоподобно — я решил, что ответ и правда найден… Пока через час мне не посчастливилось поболтать по Skype с Леви Шандом — вполне реальным студентом из Университета Индианы.
Он оказался очень симпатичным молодым человеком с черными волосами и меланхоличным взглядом. Парень находился в классической комнате студенческого общежития. Найти его оказалось нетрудно — я отправил ему сообщение на Facebook. Леви ответил практически сразу, потому что был онлайн, а через минуту мы уже смотрели друг на друга в камеры компьютеров.
Он уверял меня в правдивости истории — что на самом деле нашел книги под железнодорожным виадуком и дома у профессора был целый гарем.
— Вы можете в деталях рассказать, что произошло во время вашей встречи? — уточнил я.
— Я сильно волновался, потому что знал, к какой знаменитости иду, — ответил Леви. — Дверь открыла красивая девушка-француженка и попросила подождать. Я заглянул в комнату и увидел еще несколько дам.
— А вы не помните, сколько их было?
— Минимум шесть, причем самые разные — брюнетки, блондинки… Они расположились между кухней и столовой. И все были просто прекрасны!
— Это правда? — спросил я.
— Может, не француженки, а бельгийки.
— А что случилось потом?
— Из кухни вышел профессор — очень худой, но на вид вполне здоровый. Харизматичный. Он взял у меня книги, поблагодарил, и я ушел. Это все.
— Вы утверждаете, что все это правда?
— Да, каждое слово, — ответил Леви.
Но все-таки что-то было не так. И история Леви, и теория Деборы выглядели правдиво лишь в том случае, если Дуглас Хофштадтер — какой-то легкомысленный, не очень умелый шутник. Однако все факты, которые я о нем собрал, говорили об обратном. В 2007 году корреспондент The New York Times Дебора Соломон брала у него интервью и задала несколько провокационных вопросов. В своих ответах профессор показал себя весьма серьезным, а иногда даже нетерпеливым человеком.
Вопрос: После публикации книги «Гедель, Эшер и Бах» в 1979 году вы стали известным. В университетском бестселлере вы отразили параллели между интеллектом Баха, М. К. Эшера и математика Курта Геделя. В вашей новой книге «Я — странная петля», на мой взгляд, вы в первую очередь интересуетесь собственным интеллектом.
Ответ: Новая книга гораздо проще. Не такая безумная и менее смелая, наверное.
Вопрос: Вы знаете толк в том, как прорекламировать книгу.
Ответ: Нет, не знаю. Мне просто интересны вопросы сознания и души. Благодаря этому и появилась новая книга.
Вопрос: В Wikipedia пишут, что ваши книги вдохновили многих студентов начать карьеру в сфере кибернетики и искусственного интеллекта.
Ответ: Я не интересуюсь компьютерами. Эта статья содержит массу неточностей, что меня немного расстраивает.
И все в таком духе. Я выяснил, что работы профессора появились на свет в результате двух неврологических трагедий. Когда ему было 12, выяснилось, что его младшая сестра Молли никогда не будет ни говорить, ни понимать язык. «Тогда меня весьма интересовал вопрос работы своего ума, — поведал Хофштадтер журналу TIME в 2007 году. — После злополучного диагноза Молли мой теоретический интерес обрел связь с реальным миром. Жизненные обстоятельства заставили меня начать размышлять о работе мозга, о человеческом „Я“ и о том, как мозг определяет личность человека».
Позже, в 1993 году, его жена Кэрол умерла от опухоли головного мозга. Тогда их детям было два года и пять лет. Это горе буквально выбило землю у него из-под ног. В книге «Я — странная петля» он утешается мыслью, что супруга живет в его собственном сознании. «Я думаю, что некоторый след ее внутреннего мира, душевного света или ее „Я“ — называйте как хотите — остались во мне, — признался он в интервью Scientific American в 2007 году. — И этот след ее самой, ее души, если угодно, сохраняет силу. Я должен подчеркнуть: грустная правда о материи такова, что у меня сохранилась весьма слабая копия — словно снимок с плохим разрешением, к тому же размытый… Он не в состоянии вытащить жало смерти. Я признаю, что не могу сказать: „И не важно, что она умерла, она продолжает жить в моей голове“. Хотелось бы, но не могу. Но хоть какое-то утешение это приносит».