Флорес Арминьо понимал, что шумиха затеяна не без участия его давнего противника Нельсона Чоучэня, этого «разлагающегося перуано-китайца», — но не имел никакой возможности прямо обвинить соперника. И до поры до времени он решил смириться с позором. Он верил, что ему представится возможность отомстить.
Когда Флорес Арминьо перестал подавать какие-либо признаки своего существования, Нельсон Чоучэнь понемногу забыл о случившемся; с началом весны он стал посвящать все свободное время работе над поэтической эпопеей о наследии Атауальпы, компьютерным играм и изучению стихов Эмили Дикенсон и Уильяма Карлоса; он собирался читать их одной студентке, пуэрториканке по имени Дарси, — девушке с наэлектризованными волосами и аппетитной попкой, на которую с некоторых пор положил глаз.
Как это часто бывает в университетской жизни, профессор увлек девушку поэзией, и в один из вечеров, после свидания в баре «Харвей», удалось в какой-то степени добиться ее благосклонности. После многочисленных поцелуев и пожатий рук, уже навеселе, пуэрториканочка пригласила Нельсона к себе, в темную комнатушку студенческого общежития. И пока она ходила в ванную по-маленькому (все было очень хорошо слышно), Нельсон краем глаза, из чисто профессионального любопытства, мельком просмотрел книги, лежавшие на ее ночном столике. Одна из них привлекла внимание: Ван Шу, «Играя с огнем». Он открыл первую страницу и начал читать, пытаясь побороть дурноту, но почти сразу подвергся атаке девушки, которая вышла из ванной. Книга скользнула на ковер, они опрокинулись на кровать. Дарси, сев сверху, глубоко проникала ему в рот поцелуями и покрикивала: «Папочка, сделай мне хорошо… да… да, милый, иди ко мне…»; она целовала его соски, слегка покусывала… взяв его палец, намочила его слюной и ввела в себя. Она проникала языком в его ухо, кусала живот: «Сделай мне больно, я твоя, возьми меня… да… пусть мне будет больно, сломай меня… ведь я нехорошая… возьми меня сзади, радость моя…» Через какое-то время, весь взмокший от слюны и пота, Нельсон закурил, признавая свое полное поражение.
— Прости, — сказал он. — Я слишком много выпил.
— Но, папочка, неужели я совсем не нравлюсь тебе?
— Нет, глупышка, такое случается, когда я выпью. Вот в другой раз посмотрим.
Дарси наконец уснула, а Нельсон поднял с ковра книгу. Он не слышал о китайском писателе Ван Шу и принялся за чтение, подумав, что никогда раньше ему не доводилось иметь дело с книгой из далекой таинственной страны, которая в некотором роде имела отношение и к нему. События развивались в Пекине, главным действующим лицом был молодой плут.
Нельсон читал до шести утра, охваченный страстью, какой не испытывал со времен своей молодости в Лиме, когда наслаждался в кафешках текстами Рамона Рибейро. Он поднялся, на цыпочках прошел в ванную и оделся, стараясь не шуметь. Перед уходом взглянул на спящую Дарси, которая раскинулась поверх одеяла, почувствовал возбуждение, увидев ее попку, но времени уже не оставалось. «Проказник, — сказал он себе, посмотрев чуть ниже пояса, — вовремя же ты объявился».
В это время его жена уже собиралась звонить в преподавательскую резиденцию; ведь Нельсон был женат уже 16 лет, хотя никогда не упоминал о супруге и не появлялся с ней на людях.
Его жена была перуанкой, ее звали Эльза Паредес. Наедине, когда не было посетителей, они называли друг друга «китайчик» и «смуглянка». Она любила его так, как любят люди, давно состоящие в браке, — по непонятным причинам, без лишних вопросов, не задумываясь над тем, что же за человек этот мужчина, который храпит и ворчит рядом. Которому во время простуды нужно давать аспирин и который может при случае обозвать или снизойти до любезности пригласить на танец. Она жила в их семейном доме, в небольшом поселке в сорока километрах от университета. Нельсон же всю неделю пользовался одной из самых больших, если не сказать шикарных, квартир, которые университет держал для приезжих преподавателей. Он не имел на это права, но чиновник, отвечавший за расселение, некий Гарри Руссо, итальянец по происхождению, был своим человеком и помог Нельсону с квартирой. Взамен Руссо получил рекомендации и приглашения на конгрессы, так как временно исполнял обязанности преподавателя литературы и имел свою точку зрения на творчество Маркуса, Штейнера и прочих авторов.