— Это обычный, ничем не примечательный французский священник, — сказал преподобный. — Его имя и фамилия действительно не имеют значения. Важно то, что он исчез. Мы, старшие по чину, должны были знать, где он остановился, но в результате ряда небрежностей и, скажем так, недосмотров потеряли его из виду. Откровенно говоря, я и сам не знаю, что именно произошло. Я лично дал ему приказ спрятаться и не делать ни одного движения до тех пор, пока не появится агент от Пети, то есть вы. Но что-то случилось, теперь мы не знаем, где он. Грубо говоря, кто-то у нас ею украл.
Движение на дороге снова восстановилось, и Чжоу принял нормальную позу. Водительское сиденье было приспособлено для карлика и казалось детским стульчиком. Преподобный Сунь Чэн, сидевший рядом с ним, глядел в окно с застывшим выражением лица — с выражением, не соответствовавшим разговору, который мы с Ословски вели на заднем сиденье.
— Что касается документа, — продолжал преподобный, — речь идет о чем-то в высшей степени деликатном. Это оригинал рукописи собрания стихотворений китайского писателя XVIII века Ван Мина, автора, достаточно известного здесь. Эта книга имеет трагическую историю, потому что она была утверждена в качестве сакрального документа сектой, которая хотела покончить с христианами. В Китае я избавлю вас от деталей, но знайте, что преследования христиан в Древнем Риме — детская игра по сравнению с тем, что происходило в этой стране. Вы слышали о Боксерах?
— Да, — кивнул я, — одно из восстаний, которое покончило с империей. Я видел фильм.
— Точно, — согласился Ословски. — Тайное общество разгромили, уничтожили, а рукопись в силу ряда случайностей оказалась в сейфе французской дипломатической миссии. Двадцать лет назад, после реструктуризации, посольство вручило часть своего «мертвого» архива нашей церкви, которая является церковью французских католиков. Книга была перевезена туда. Никто не знал, о чем именно идет речь, а несколько недель назад случайно рукопись была обнаружена.
— Прошу прощения, что прерываю вас, падре, — сказал я, — но в наше-то время почему этот документ все еще опасен?
— В этом вся суть дела. — Он откашлялся, как бы набираясь сил для того, что должен был сказать. — Секта, о которой мы говорим, была побеждена, но не исчезла. Потомки ее членов хотят восстановить тайное общество, а для этого им нужна рукопись. Поэтому мы попросили о помощи. Времена изменились, но вы поймете, если я скажу, что у нас, католиков, есть некоторые сомнения по поводу того, признать ли секту, которая сто лет назад погубила более двадцати пяти тысяч христиан. Вы понимаете? Поэтому мы обратились к властям, рекомендуя изъять отсюда этот опасный документ.
— А почему бы его не уничтожить, падре?
— Мы не можем этого сделать, — сказал Ословски, — в конечном счете так будет только хуже. Какую бы угрозу он ни представлял, этот документ — часть чужого исторического наследия, и мы должны его уважать. Достаточно забрать книжку отсюда и передать в хорошие руки, чтобы можно было вернуть, когда ситуация изменится.
Выслушав это, Чжоу закивал так энергично, что закачался на своем сиденье.
— Как члены тайного общества узнали, что рукопись у вас в руках? — спросил я.
— Чудовищная случайность. Ее увидел уборщик, который оказался членом секты. В ту же ночь за ней пришли. Юноша, который работал в архиве, сейчас в больнице. Вот так сейчас и обстоят дела: священник пропал. И рукопись неизвестно где. Вы понимаете всю серьезность ситуации?
— Понимаю, падре, конечно, — кивнул я. — Но при всем при этом что я могу сделать? Если речь о том, что нужно вывезти из страны документ, которого у вас уже нет или который вы потеряли, то я-то что должен делать?
В этот момент отец Сунь Чэн в первый раз повернул голову в нашу сторону и посмотрел на Ословски. Холодные взгляды двух стариков соприкоснулись. Не знаю, какой диалог при этом произошел. Не знаю, что они сказали друг другу. Потом Сунь Чэн отвернулся, а Ословски сказал мне:
— Вы должны помочь нам найти их. Священника и документ. А потом вывезти рукописи из Китая.
Я продолжал смотреть на него, удивленный определенностью слов.
— Я не для этого приехал, преподобный, — возразил я. — Почему я должен это делать?
— Потому что именно так сделал бы хороший человек. Можно действовать, не осознавая этого, и действовать плохо. Но когда знаешь, что правильно, трудно этого не сделать. Вы поможете нам просто так, потому что это правильно. Именно так поступил бы хороший человек.