Гисберт Клаус был несколько озадачен. Ему не доверяют? В любом случае такое условие было лучше, чем ничего, поэтому профессор согласился, снова поблагодарив чиновника.
Полчаса спустя он ехал в библиотеку французской католической церкви в автомобиле посольства Франции. Очевидно было, что его держат под надзором, но Гисберт сказал себе, что ему нечего скрывать.
Его снова поразила архитектура: увидев здание, Гисберт подумал, что ничто не наводит на мысль о том, что здесь религиозное учреждение. Если не считать маленького бесцветного креста, постройка больше напоминала какой-то цех, промышленное сооружение. В дверях их встретил священник и провел непосредственно в архивный зал, в заднюю часть дома. Проходя по внутреннему дворику, Гисберт услышал, как церковный хор поет мессу. Пахло ладаном, гнилыми цветами, сыростью.
Архив оказался помещением с двумя нефами, стены были сплошь покрыты полками. Два священника в сутанах и три молодых послушника работали, обложившись папками. Они переписывали начисто даты и номера, по которым классифицировался архивный материал. В воздухе было полно пыли. Через слуховое оконце в глубине одного из нефов проникал свет. Шаги отдавались эхом.
— 1900 и 1901 годы? — спросит один из священников. — Да, проходите сюда. Они там, в глубине.
На полках с материалами, относящимися к этой дате, номера были написаны по-китайски.
— Все здесь, — сказал священник. — Вы ищете что-нибудь особенное?
— Вообще-то не совсем, — ответил Гисберт. — Я хотел бы посмотреть немного наугад, если это возможно.
— Разумеется, — сказал монах, — только я не смогу вам помочь. Если найдете что-то, что вас заинтересует, пожалуйста, позовите меня. Я обязан записывать в журнал изучаемые документы.
Гисберт посмотрел на священника и краем глаза — на своего спутника.
— Не беспокойтесь, я дам вам знать, как только найду что-либо интереснее для моего исследования.
Гисберт снял пиджак, повесил на спинку стула и начал одну за другой изучать папки с этого бесконечного стеллажа. Его спутник, молодой француз, занимавший в посольстве должность третьего секретаря, уселся на стул и стал наблюдать.
Здесь были свидетельства о рождениях, крещениях, браках и смертях. Были отчеты священников, которые вели пасторскую работу в деревнях. В одной из папок он нашел ряд жалоб на дурное обращение со стороны немецкого приходского пастора, написанных крестьянской семьей. Странно. Судя по тому, что он видел здесь, можно было подумать, что эти два года были мирным временем, не попадалось ни малейшего упоминания об атаках «боксеров», — и тем более о вторжении иностранных армий. Гисберт мог бы заподозрить, что кто-то тщательно вычистил архив, убрав все, что напоминало об этом печальном эпизоде истории. Но возникал вопрос: какой интерес был у Франции в том, чтобы стирать записи об этих драматических событиях? Этого он не понимал. И продолжал искать, пока не наткнулся на отчет об исторических зданиях в городе. Речь шла о множестве разрушенных храмов, о дворцах, использовавшихся под склады. Несмотря на то что в отчете не содержалось ничего, что представляло бы интерес для его исследования, по крайней мере он нашел след событий, происходивших в эти годы.
Спустя три часа, когда руки и плечи Гисберта покрылись пылью, молодой чиновник подошел к нему и сообщил, что пора уходить.
— Лучше будет продолжить завтра, — сказал дипломат. — Они закрывают.
Они договорились встретиться у ворот на следующий день, в девять утра, поскольку вечером Гисберт хотел немного пройтись пешком, размять мышцы. Священник поинтересовался, нашел ли профессор что-нибудь, и Гисберт ответил, что пока еще нет, но имеются интересные сведения. Прежде чем уехать, чиновник посольства показал Гисберту на карте, где они находятся, и предложил возможный маршрут для прогулки. Они были на северо-западе Пекина.
Там рядом находился парк, который интересно было бы посмотреть, парк Пурпурного бамбука. Туда и направился профессор.
По дороге Гисберт обнаружил канал, который согласно туристическому путеводителю вел к Летнему дворцу. Он шел вдоль набережной, оставив позади храм и красивый домик в традиционном стиле, пока не добрался до входа в парк. Вход стоил два юаня, Гисберт заплатил и оказался на территории, поражаясь красоте того, что его окружает: здесь были холмы, бамбуковые рощицы, тростник, огромные ивы и дорожки из камня. Пройдя по одной из тропинок, он увидел озеро, а рядом с берегом, на платформе, которая, казалось, плыла по воде, — чайный домик. Тогда он прошел на террасу, заказал чайничек зеленого чая и присел за столик, размышляя обо всем, что он постиг для себя в результате этого судьбоносного путешествия, полного откровений, имеющих научный и прежде всего жизненный интерес.