К. В. Чистов рассматривал самозванство в России «как проявление определенных качеств социальной психологии народных масс, ожидавших прихода „избавителя“», как одну «из специфических и устойчивых форм антифеодального движения» в России в XVII веке. Закрепощение крестьян и ухудшение их положения в конце XVI века, резкие формы борьбы Ивана Грозного с боярством, политика церкви, окружившей престол ореолом святости, — вот некоторые факторы, благоприятствовавшие широкому распространению в народе легенды о пришествии царя-избавителя. «В истории легенды о Дмитрии, — писал К. В. Чистов, — вероятно, сыграло свою роль и то обстоятельство, что угличский царевич был сыном Ивана Грозного и мог мыслиться как „природный“ продолжатель его борьбы с боярами, ослабевшей в годы царствования Федора»[5].
Английская исследовательница М. Перри проследила истоки формирования фольклорного образа Ивана IV как грозного, но справедливого царя и подтвердила вывод о том, что фольклорная традиция оказала влияние на возникновение веры в пришествие «доброго царя» в лице царевича Дмитрия. М. Перри поставила под сомнение тезис о существовании в начале XVII века цикла социально-утопических легенд о царях-избавителях, выражавших антифеодальные чаяния народа. По ее мнению, в народных восстаниях Смутного времени явно доминировала монархическая идеология, так что самозванство было связано не с социально-утопическими легендами, а с идеей народного монархизма[6].
Анализ событий начала XVII века привел автора этих строк к выводу, что концепция крестьянской войны не выдерживает проверки фактами. Даже восстание И. И. Болотникова 1606–1607 годов не укладывается в жесткую схему крестьянской войны[7]. В силу своеобразного положения крестьяне значительно дольше других сословий сохраняли веру в «доброго» царя. Однако это не значит, что вера в пришествие «хорошего» царя возникла как своеобразная крестьянская утопия. В начале XVII века такая вера распространилась не только среди угнетенных низов — крестьян, холопов и пр., но и в других социальных слоях и группах, включая казаков, стрельцов, торговое население городов, наконец, служилых детей боярских, для которых царская власть была источником всех благ.
Попытаемся подробнее исследовать исторические условия, вызвавшие к жизни самозванство — одно из самых удивительных явлений русской средневековой истории, порожденных обстановкой гражданской войны.
Глава 1
Конец законной династии
Династия Ивана Калиты, внука Александра Невского, правила Московским государством в течение почти трехсот лет. Основы ее могущества были заложены в то время, когда над Русью тяготело проклятие татарского ига. При Иване III в конце XV века Россия наконец освободилась от господства иноземных завоевателей. Иван Грозный, внук Ивана III, довершил разгром татарских ханств, образовавшихся на развалинах Золотой Орды. Рухнули Казанское и Астраханское ханства. Земли в низовьях Волги, на которых чужеземные завоеватели некогда основали столицу Золотой Орды, оказались навсегда и бесповоротно включены в состав единого Русского государства. Вслед за этим Россия нанесла сокрушительный удар Крымской орде, положив конец разорительным набегам крымцев на Москву. В Ливонской войне Иван IV не добился успеха. Но поражение не могло уничтожить популярность, приобретенную им в годы «казанского взятия».
В народной памяти Иван IV остался грозным, но справедливым государем. То, что царь пролил немало крови своих подданных, ничего не меняло. Обездоленные низы винили во всех бедах «лихих» бояр и приказных чиновников — своих притеснителей, но не православного государя, стоявшего на недоступной взору высоте. Государь сам казнил изменников-бояр, всенародно объявлял их вины и даже обращался к народу за одобрением своих действий. Помимо того, Иван IV не раз жестоко наказывал приказных судей, уличенных во взятках и мошенничестве. В глазах народа Иван IV был не только представителем законной династии Ивана Калиты, но и последним царем, при котором масса народа — феодально зависимые крестьяне — пользовались правом выхода в Юрьев день.
5
Чистов К. В. Русские народные социально-утопические легенды (XVII–XIX вв.). — М., 1975. — С. 26–30.