— Тебе, сиятельный пане, — это Федко, вытаращившись на него, поднял за полу над опустевшей телегой злополучный кожух.
— А. Жертвую отцу Игнацию! — прокричал пан Ганнибал и вернулся к своим невеселым воспоминаниям.
Возня возле телеги продолжалась, и мелькнула в голове у бывшего ротмистра мысль, что большой хозяйственный горшок в переметной суме у сумрачного Тычки едва ли добавит тому боеготовности и что прежние его подчиненные, гордые шляхтичи-гусары, не кидались грабить убогий крестьянский инвентарь. Да ладно, сами шляхтичи этим брезговали, а вот слуги их, те тоже последней деревянной ложки не пропускали. Тут вклинилось неприятное воспоминание, связанное с последним грабежом, пан Ганнибал отогнал его и принялся в двадцатый раз вспоминать, как держал главный его обидчик, молодой пан Хмелевский, коробочку для костей, когда сделал тот роковой для пана Ганнибала бросок. И снова пришел к выводу, что сжульничать, засунув палец в коробочку и придерживая кости в нужном положении, молодчик сумел бы только в том случае, если предварительно отвел всем прочим игрокам глаза.
Рядом раздалось нарочитое покашливание. Да и по запаху узнал пан Ганнибал своего оруженосца Тимоша, такого же, как и хозяин его, старика. А старики отнюдь не аромат розовой воды испускают.
— Чего тебе, Тимош?
— Сдается мне, пане ротмистр, что должны были мы уже выйти к речке.
— А ты припомни, когда мы с тобою последний раз бывали в этих краях. То-то! Те пути, Тимош, что в молодые годы короткими кажутся, в старости удлиняются еще так. Давай теперь разбираться, старый, верный слуга.
— Осмелюсь напомнить, пане ротмистр, что, с Бакаева шляху свернувши, взяли мы влево.
— Точно, влево. Понятно, что войско царевича Деметриуса прошло Бакаевым шляхом, но кто мог знать не замкнула ли снова в его тылу шлях московская застава? Русские пограничники — ребята лихие. Наш же отряд слишком мал, к настоящему бою негоден.
Тимош крякнул, сдвинул шапку на лоб, поскреб бритый затылок. Жест этот означал, что решение хозяина он не одобряет, но и возражать вслух не считает нужным. А сейчас, напротив, поищет довод а пользу не понравившейся ему господской мысли. Пан Ганнибал усмехнулся: вот именно поэтому Тимош, человек неглупый, не робкого десятка и, а принципе, везучий (жив ведь до сих пор!), так и не выбился за всю свою жизнь из оруженосцев. Тут Тимош, глядя в сторону, заявил:
— Ну, казаков уж точно было не удержать, захотелось парням пограбить. Ведь свернули на проселок, пробитый на две колеи, а не на звериную тропу.
— Ладно, грабеж грабежом, а с убийствами надо будет еще разобраться, — нахмурился пан Ганнибал. Пусть и другим перенесет, что безобразия не сойдут им с рук. Послушнее будут. — Но не прежде, чем окажемся а стане царевича. Важнее, что свернули мы на юг, а с хутора дорога шла на восток. На первой же развилке надо брать вправо. А к Сейму выйдем а любом случае.
— Люди перетерпят, пане ротмистр. А вот кони не напоены. Не пивом же было их поить? — с вызовом, будто именно его хозяин был виноват а этом обстоятельстве, спросил Тимош.
Пан Ганнибал спрятал ухмылку а усы. Он мог бы рассказать о гусаре, который вот именно и поил своего коня пивом, а при случае так даже дорогущим фряжским вином. И как тот же чудак приучил бедное животное и трубку курить, что особенную сенсацию производило а рядах неприятеля. Однако он не стал об этом рассказывать. Во-первых, не дело шляхтича развлекать своего слугу. Во-вторых, если ему вспомнилась эта забавная история, то она известна, разумеется, и его тени — оруженосцу.
— Пане ротмистр, вопрос к тебе имею от казацкого сотоварищества! — Это опять Мамат чем-то недоволен. — Почему этот дурень Федко не желает дуванить селянских лошадей и телегу? Когда ты отдал ему этот приказ? Что это за шуры-муры за спинами вольного рыцарства?
Из-за спины казака выглянул бледный Федко: казалось бы, невозможно еще более вытаращить глаза, но ему это удалось. Схватился за крест на шее и просипел:
— При чем тут, пан ротмистр, вельмишановное рыцарство? Да меня убили бы на месте те, кому достались бы только домотканые штаны или горшок!
— О! Надо же! — улыбнулся пан Ганнибал. — Пан Федко рассудил очень здраво! Я также предполагал пока телегу и лошадей оставить за отрядом. Как это в юриспруденции называется, отец Игнаций?