Выбрать главу

Да. Очевидно, Настенька подогревает этими выходками интерес к своей персоне. Но я непременно должен внушить Дикой Женщине, что она — «прекрасна без извилин», что ей вовсе не нужно шипеть и ломаться. И так хороша.

Теперь он сам уже не слишком отчетливо понимает, зачем ему это нужно. Случайно, совершенно случайно Виталик разглядел в Дикой Женщине Испуганную Девчонку и вообразил, что ей требуется его помощь. Где же была ошибка?

Ко всему прочему сладковатое чувство вины, возникшее авансом, прибавляло пикантности. Очень хорошо было известно Виталику, что долгих отношений с чужою женой он не хочет, следовательно — приручив Дикую Женщину придется потом от нее избавляться, и это будет сцена, скандал, многодневная истерика...

Виталик в страхе бросает на нее робкие взгляды, а она все никак не взрывается. Наш герой дергается в тоске, как смертник под заклинившим ножом старой гильотины — ну давай же, падла, ну давай...

1-й человек в костюме интеллектуала. Правдиво, но не остроумно.

2-й человек в костюме интеллектуала. Правда оттого и не популярна, что напоминает неудачную шутку.

Женщина без костюма. Удивительно, но мне нисколько не жаль эту... Наденьку?.. Вареньку?..

Человек в костюме пенсионера. Я бы всех этих вертихвосток... всех перепорол.

Женщина без костюма (задумчиво). По голой ж..?

Человек в костюме пенсионера. Непременно по голой.

Человек в трико. Эй, в партере, развлекаться будете в антракте.

Явление третье

А Настеньке взорваться так и не удалось — пришел с работы Агасфер, а за ним следом — Шура Морозов.

Агасфер похож на грудного ребенка, весь торс которого зарос седоватой волосней. Голова его точно как у младенца, если не считать бороды и усов. Усы у него пегие, седой клок торчит под ноздрей омерзительно — похож издали на соплю.

Агасфер — человек тишайший и поведения приятного: вежлив, обходителен, скромен. Он старше всех тут живущих — ему за пятьдесят. Что за вихрь вырвал его с корнями из тихой сонной Перми и зашвырнул сюда?

Вот с Шурой все ясно: Шура — хирург. Аспирант. Через месяц ему защищать кандидатскую. Он основателен, широк и ликом суров. У него полные губы, увенчанные аккуратными усами, и приказчичья челка редких, но толстых и сильных волос. Когда он сердится, у него округляются глаза, усы топорщатся, и Шура делается похож на кота из диснеевского сериала про писклявых спасателей.

Иногда по вечерам они играют в преферанс: Уна, Шура и Виталик. Виталик играет хуже всех. Уна воображает, что играет лучше всех. Но лучше всех играет Шура, и поэтому Уна очень часто закатывает скандалы. Она топочет ногами, швыряет в пол свою кружку с изолированной ручкой, мечет карты во все стороны и убегает в слезах... Но вообще преферанс — это уютнейшее занятие. За окнами метель-метелица, а в кухне — чаек, подсвечник, разграфленный лист с гигантской горой на Виталика и его же микроскопическими вистами. Эх, на эту кухоньку еще бы кремовые шторы да белогвардейский романсик — увы... Окно занавешено российским триколором из дешевой синтетики. Иногда какой-нибудь гость спрашивает у Хозяина — отчего такая странная занавеска?

— Оттого, — объясняет Хозяин, роясь в плавках, — что я — патриот!

И вопрошавший, глядя в его ясные глаза, чувствует себя идиотом.

Итак, пришли Агасфер и Шура. Настенька вдруг как-то смущенно углубилась в себя и через несколько минут засобиралась домой.

— Завтра вечером непременно позвони, сволочь, — ласково напомнила она, нырнула в свою сиреневую дубленку и удалилась.

Шура на кухне пил чай, болезненно щурясь. Крепкая рабочая усталость держала его в тисках и поднималась паром над головой. Только после третьей кружки она его отпустила.

— Уф-ф... — сказал Шура. — Сугубо...

Это его любимое словцо. Он произносит его сочно, всегда оттеняя каким-нибудь тонким смыслом.

Он изгнал с кухни эльфов, и теперь эльфы сиротливо ютятся на «едине» — это отдельная комната, занятая Уной на правах коменданта. Там желтенькие занавески на окнах, узенькая кровать и исполинский шифонер, в пространных недрах которого, среди чемоданов и чьих-то вещей гуляет пыльное эхо.