— Привьет! — послышалось сзади.
Виталик обернулся и увидел Эварсель.
— Здравствуй, — отозвался он. — Ты знаешь, куда идти?
— Куда все идут. Чего такой грушьтный?
— Волнуюсь немного. Мне же петь...
— О-о, — протянула Эварсель. Она хотела сказать еще что-то, но внимание ее отвлек изможденный юноша в зеленых рейтузах с гульфиком. На боку у обладателя рейтуз висела круглая медная чернильница, а под мышкой он держал спортивную рапиру. Юноша был таким чахлым и тонким, что не мог стоять ровно. Приветливо разговаривая с Эварсель, он беспрестанно извивался, то выгибался в вопросительный знак, то складывался в букву «зет», то вообще свивался серпантинною лентою.
— Знакомьша, это — Грегуар, — сообщила Эварсель Виталику. — Грегуар, это — Виталик. Он — зашьтенчивый малыиик, и ему нужна компания.
И Эварсель, шелестя плащом, откололась от молодых людей. Ее окликали где-то у другого лифта.
— Народу, наверное, много, — сказал Виталик, пожимая узкую Грегуарову ладонь.
— Народу больше, чем людей, — откликнулся тот, улыбаясь. — Все больше гномы, эльфы и всякие халфлинги. Но вы, я вижу, человек.
— Увы, — ответил Виталик. — И в этом трагедия моей жизни.
Грегуар рассмеялся. Ноги его сплелись между собой так замысловато, что казалось — он сейчас рухнет. Но обошлось.
В этот момент с каким-то нежным стоном перед ними начал раскрываться лифт. От жаркого блеска Виталик зажмурился. Но Грегуар, на удивление крепко ухватив его за руку, ловко втащил нашего героя в образовавшуюся щель.
— Иначе снесут, — молвил он. Виталик озирался. У него кружилась голова.
Инкрустированный черным деревом, обитый атласом, лифт походил на гроб очень богатого великана. Ослепительной чистоты зеркала в серебряных оправах, мягкий зеленых ковер под ногами, изумительная, с муаром, драпировка потолка...
— Я хочу жить в этом лифте, — прошептал Виталик.
Грегуар снова засмеялся.
Лифт начал заполняться гостями. Кавалеры манерно уступали дорогу дамам и бочком задвигались сами, поглядывая друг на друга воинственно.
— Вы не только человек, но еще и провинциал! Какая прелесть! — воскликнул Грегуар.
— Но-но, я в Москве уже почти год, — с достоинством произнес Виталик и надулся.
В лифте сделалось уже тесно, двери его тихо сомкнулись, и он плавно начал возноситься.
— Не комплексуйте, Junker3, — промурлыкал Грегуар, теребя чернильницу. — И вообще, делайте вид, что вам это все остохренело. Здешние снобы, а снобов тут как собак нерезаных, — эти слова Грегуар сказал нарочито громко, — здешние снобы это оценят.
Виталик быстро огляделся по сторонам, но никто на реплику Грегуара не отреагировал. Леди и джентльмены пялились в зеркала или негромко общались между собой. Карлица, чтобы увидеть свое отражение, все время подпрыгивала, как резиновая.
Несмотря на некоторую аффектацию и излишнюю, может быть, нервность, Грегуар показался Виталику симпатичным малым.
— Мы поднимаемся целую вечность, — сказал Виталик.
— Четыре с половиной минуты. Для вечности — многовато, — весело ответил Грегуар.
— Я тут впервые... Мне интересно, а сам собственно университет имеет к этому мероприятию какое-нибудь отношение? — робко спросил Виталик.
— И да и нет. Я давеча задавался вопросом, является ли камень в почках преподавателя философии философским камнем? И столкнулся с дилеммой...
Грегуар трещал, как голодная сорока, но Виталик быстро потерял нить его рассуждений и заскучал. А лифт скользил вверх уже где-то под облаками, так что у Виталика даже заложило уши.
— ...Но вы, mon fills4, мрачны, как будто на душе у вас по крайней мере три злодейства, — сказал ему Грегуар, толкаясь локтем. — Так что исповедуйтесь, а после я вас причащу. Тут надобно веселиться! — С этими словами Грегуар ловко кончиком рапиры задрал шлейф у готической дамы, стоящей к нему спиной.
— По-моему, кривоваты. А?
— Ну... — Виталик смешался. В зеркале отражалась его ошалевшая физиономия.
— От греха уныния есть куча добрых лекарств. Одно из них я всегда ношу с собой. — Грегуар отцепил от пояса чернильницу, свинтил крышку и протянул Виталику. В чернильнице что-то плескалось.
— Это портвейн? — уточнил Виталик, глотнув.
— Ага. Чернила для любителей истины. Но мы уже приехали!
И действительно — лифт замер. Затем двери отворились, и послышалась музыка.