В середине двадцатых годов Михаил Афанасьевич, тоскуя в жаркой, запыленной столице, писал: «Работать не хотелось, а хотелось холодного пива и уехать в Покровское-Стрешнево».
Радостно отметить, что еще одно чаяние замечательного писателя воплощено в жизнь — выпить пива и прогуляться в Покровском-Стрешневе может теперь решительно любой москвич, а также гость столицы.
Если еще есть в природе люди, у которых где-нибудь на антресолях лежат подшивки журнала «Наука и жизнь», к ним обращаюсь: найдите номера за 1962 год. В них содержится подробный рассказ об истории Покровского-Стрешнева, а также о знаменитых родниках — Московском и Лебеди. Родники эти исправно утоляют жажду всех желающих и по сей день.
Несомненно, в той же «Науке и жизни» есть рассказ о дамбе Химкинского водохранилища. Об одном только свойстве этой дамбы никто еще не писал. Дело в том, что она волшебная. Убедиться в этом легко. Достаточно выйти ранним летним утром на берег водохранилища, в ту пору, когда косые лучи поднимающегося солнца пронзают клубящийся над водою туман. И тогда, прямо над дамбой, в голубоватом утреннем воздухе возникает прозрачный, но очень четкий силуэт парусника. Несколько хрустальных минут он плывет в неподвижности, потом паруса его наполняются розоватой дымкой, и корабль постепенно размывается, тает...
Может быть, этих минут недостаточно, чтобы человек поверил в чудеса. В этом, однако, живая подлинность чуда — оно никого не стремится убедить. Оно просто случается.
В глубине парка, над родником, имеется беседка. Настоятельно рекомендую прийти туда с любимой женщиной, да еще так подгадать время, чтобы непременно была гроза. Стоя под крышей беседки, держась за руки и слушая грозовые раскаты, вы оба будете бесконечно счастливы, а дождь окружит вас живою стеной, струящимся серебром и перламутром.
Переждав дождь, следует направиться в другую сторону парка — к прудам, по аккуратной дорожке, мощенной асфальтом. На обочинах этой дорожки тоже есть беседки и даже детская площадка с ветхозаветными грибочками. Но эти укромности не для влюбленных — там обитают старички. Нет на свете ничего уютнее московского паркового старичка. Это целое искусство — быть таким старичком, вдумчиво играть в шахматы, сосать пахнущий валидолом леденец и вести длительные беседы о жизни. Если я доживу до старости, обязательно стану одним из них. Обзаведусь мягкой кофтой, картузиком, возможно даже палочкой и очками. Буду приносить в парк транзистор «Сокол» и кокетничать с девушками шестидесяти пяти лет.
Все упомянутые мною достопримечательности узловыми корнями вросли в легенды и мифы Покровского-Стрешнева. Или, если точнее выразиться, легенды и сказки Покровского-Стрешнева состоят из чудес, происходящих на фоне родников, прудов и беседок, и совершенно ясно — в ином месте они были бы невозможны.
Первое чудо, свидетелем которого я стал, приключилось на водохранилище. Он пришел туда морозной, светлой от луны и снега ночью и еще издали заметил на гладкой белой поверхности мечущуюся женскую фигурку. Фигурка перемещалась по льду, пропадая в одном месте и возникая в другом, не прекращая своего бега. Лунные искры вылетали у нее из-под ног.
С этих пор я сделался собирателем легенд, охотником за мифами и коллекционером удивительных историй, приключавшихся в Покровском-Стрешнево.
Существует, по-видимому, целая каста таких коллекционеров — по тайным, но верным признакам они узнают себе подобных и общаются друг с другом, нарезая бесконечные круги вокруг пруда или заседая в беседке над родником. Мне даже посчастливилось присутствовать на одном заседании. Стояли оттепельные сумерки, нерешительно помаргивали фонари, спрятанные между заснеженных ветвей. В беседке, помимо меня, находились: старик спортивного вида с термосом, полным какао, майор медицинской службы, женщина, похожая на пожилую фею, гражданин со шкиперской бородкой и замашками китобоя, молодой человек, походящий на Диделя-птицелова, и совсем крохотная девушка с простоватым, круглым лицом и тоненькими ручками, какими не удержать ничего тяжелее шоколадки.
С важностью посвященных они передавали друг другу крышку термоса, полную дымящимся напитком.
— Сегодня первая история — моя, — объявил шкипер-китобой. Вот что он рассказал.
История первая