В общежитии оставалось только двое жильцов — Митя и Шавкат, студент из Пакистана. У пакистанца, судя по всему, были те же проблемы. Митя неизменно натыкался на него в пустом и темном коридоре. Шавкат, от которого пахло сандалом, анашой и красным перцем, всякий раз так выразительно смотрел на него влажными черными глазами, что Митю передергивало.
Казалось, вечно будет длиться этот ад. Но наконец Мите повезло.
В сиреневом жакетике, одетом прямо на голове тело, сидела девушка под горячим навесом в ожидании трамвая.
Затаив дыхание, Митя стоял рядом и осторожно поглядывал на нее. Сближался с девушками он всегда так же, как кормил белок в парке, подчиняя своей воле нечто осторожное и хрупкое.
Девушка в сиреневом жакетике не могла не ощущать тех поцелуев, что тихо касались ее шеи, слетая с Митиных губ бархатными бабочками. Она охотно подставила им и руки, и грудь. Митя не видел ее лица, но знал, что она улыбается. Когда к остановке подкатил трамвай, незнакомка поднялась со скамейки. Митя потянулся за ней, как на поводке.
«Не сегодня, не завтра, — сказала девушка, обернувшись, — и даже не послезавтра... Но в среду я буду ждать вас здесь в это же время. Не забудьте пожалуйста».
Митя не успел и слова сказать, как затворились трамвайные двери, и незнакомка уехала. Трамвай исчез в розовом мареве, а Митя пошел в общежитие ждать среды.
Был третий день неистовой жары. Митя, лежа на застеленной кровати, плавал в поту. Две ночи подряд Шавкат приходил к нему под дверь, шумно вздыхал и пел что-то заунывное, на три ноты, подыгрывая себе на дутаре. В первую ночь это быстро Митю убаюкало, а во вторую он уже не мог заснуть никак. Закрывая глаза, он снова и снова оказывался на трамвайной остановке, заново проживая те пятнадцать минут вблизи незнакомки. Персидским соловьем разливался в коридоре Шавкат, и Митя вдруг увидел, как в щель под дверью вползает стебель лианы. Вот он опутывает ножку стула, тянется вверх, извилистый, как арабская вязь, и покрывается огромными пунцовыми розами... Митя не выдержал, схватил со стола хлебный нож и в два взмаха перерубил сочный стебель. Шавкат заплакал и ушел, шаркая ногами. Цветы увядали на глазах.
Митя добрался наконец до утра.
Было видно, что уж сегодня грозы не миновать. Задул ветер, и далеко к северу от столицы уже сверкали сабельные взмахи молний.
Задолго до назначенного времени Митя покинул общежитие и заметался по городу, не чувствуя ног. Он заходил в книжные магазины, бестолково заглядывал в ларьки, купил зачем-то вчерашнюю газету и тут же забыл ее в троллейбусе. Потом его занесло в пельменную, он заказал две порции со сметаной, заплатил и ушел, не дождавшись...
Очутившись на месте, Митя плюхнулся на лавочку и стал ждать.
«А вдруг она тебя разыграла? Что ты будешь делать, если она не придет?» — посетила его первая разумная мысль за весь день.
Митя застонал, и в животе его что-то осело.
Но тут приплыл совершенно беззвучно двухвагонный трамвай, встал перед Митей и загородил собою весь мир. И в заднем вагоне, за смутным оконным стеклом, Митя увидел свою незнакомку. Выходить она не собиралась, напротив — манила его пальцем к себе. В последнюю секунду Митя влетел в вагон, получив дверьми под зад.
Прошло секунд тридцать, прежде чем он понял, что едет в вагоне один.
Митя затряс головой и принялся лупить кулаками в дверь. Но ехал он в заднем вагоне, и толку было немного.
Он решил спокойно досидеть до ближайшей остановки и упал в кресло. Со спинки соседнего сиденья на него вытаращилась гнусная рожа, нацарапанная по краске чьими-то ключами. Рожа немедленно показала язык и подмигнула. Митя подскочил, как укушенный, и сбежал на переднюю площадку.
На остановке Митя вышел, бормоча ругательства, оглянулся — и снова увидел незнакомку. Девушка сидела на прежнем месте, подперев щеку кулаком, и холодно, с разочарованием, смотрела на Митю.
Митя вернулся в совершенно пустой вагон, сел напротив кривляющейся рожи и расхохотался до слез.
— Бред! Бред! — повторял он. — Сумасшествие... — И хохотал, хохотал...
Трамвай шел по не знакомому Мите маршруту, мимо странных домов, по неведомым улицам. Все это было густо залито фиолетовым предгрозовым светом. Впрочем, скоро дома и улицы сменились совершенно фантастическим ландшафтом. Трамвай шел по путям сквозь сплошной лес. С правой стороны мелькал то дощатый, то бетонный, то сетчатый забор. За ним уже ничего разглядеть не удавалось.
Лес тоже был странный. Среди деревьев мелькали фонарные столбы, какие-то крыши, трубы...