- Им что, мыло нужно?
- Мыльниковы не мылом торгуют, государь. Мыльниковы - гости. У них торговля по всей земле.
Дмитрий глянул в окно. Лошадка стояла смирно. Людей не видно.
-Все?
- Нет, государь, не все. Стрельцы тебя хулят...
- Стрельцы? Ну-ка! Ну-ка! Да слово в слово!
- Говорят, что ты есть враг веры, тайный латинянин.
- Так говорят все московские стрельцы?
- Нет, государь, не все. Хулителей семеро.
- Семеро... Из одного полка?
- Из двух, государь.
- Из двух, - глаза Дмитрия, бегавшие во время разговора, остановились. - Собери мне, друг мой, Петр Федорович, всех московских стрельцов. В Кремле собери.
Завтра. Да не завтра! Сегодня же и собери. Ступай! - ласково подтолкнул Басманова в плечо. - Поторопись, товарищ мой верный.
- Татищева, государь, вернул бы. Многие просят за него, - сказал вдруг Басманов.
- И Шуйский?
- И Шуйский.
- А ты просишь?
- Прошу, государь.
- Не на свою ли голову, Басманов? Возвращай, коли соскучился! Тебе за ним смотреть.
Басманов радостно улыбнулся, поклонился, вышел.
- Дмитрий тотчас побежал к окошку, а возок уж поехал.
- Как же так? - застонал Дмитрий, уцепясь пальцами за решетчатое окно. - Как же так?
За лубяным возком след простыл, а Дмитрий все глядел и глядел... И перед глазами, как лаком покрытое, стояло его видение. Чреда людей под черною луною, и каждый из чреды - это он.
..Вечером того же дня царевну Ксению постригли.
Царевна умерла, родилась черница Ольга.
14
Стрельцам было велено прийти в Кремль без ружей.
Они и не взяли ружья. У иных совсем ничего не было, иные же прихватили бердыши, протазаны, сабли.
Место выбрано царем было странное, за садом, на огороде, у глухой стены.
Царь пришел с ротою Маржерета, а другая рота, конная, капитана Домарацкого, встала поодаль.
Привели семерых стрельцов, что оговаривали государя. Конвой тотчас отступил, и Дмитрий шел среди этой семерки без опасения. Они, думая, что Бог пронес, стали среди своих, в первом ряду. Дмитрий приятельски положил руку на плечо стрелецкого головы Григория Микулина и, высоко поднимая голос, чтоб слышали все, сказал:
- Я вырастал в палатах отца моего великого Грозного царя Иоанна Васильевича. Происками Годунова матушку мою, меня и всех Нагих, матушкиных кровных родственников, - выслали в Углич. Там я и жил, покуда верные люди не сообщили матушке, что Годунов замыслил злое дело. Тогда нашли ребенка, схожего со мною лицом и ростом, поповского сынишку, а меня укрыл в надежном месте Богдан Яковлевич Вольский... Остальное долго рассказывать. Многие из вас видели мою встречу с матушкой на лугу в Тайнинском. Не будь она мне матерью, слез бы благодарных, чистых не проливала. Я перед вами, как на духу, но и вы скажите мне всю правду: есть ли у кого из вас доказательства, что я ие царевич Дмитрий?
Стрельцы молчали, опускали глаза. Государь глядел на них, посапывая носом-лапоточком. Высморкался посвойски, на снег. Закричал на стрельцов:
- Наушничать горазды! Говорите в лицо, коли вам есть что сказать, а нам послушать.
Стрельцы молчали. Дмитрий ждал. Не дождавшись, снова заговорил, подходя к переднему ряду, чуть не грудь в грудь, положа обе руки на свое сердце.
- В чем ваше недовольство мною? Скажите мою вину перед вами! Тому, кто служит мне по чести и совести, и я служу, как самый усердный слуга.
- Господи! Государь, избавь нас от таких горьких укоризн! - воскликнул Микулин.
- Я готов избавить! - откликнулся Дмитрий, и в глазах его заблистали слезы. - Но ведь порочат! Слухи разносят! Все о том же - расстрига на троне, Гришка Отрепьев! Да всех Отрепьевых я по ссылкам разогнал за то, что помогали расстриге своровать, слухи распускали. За то что все они враги святейшего патриарха Иова~..
- Государь, освободи! Я за твои слезы у твоих изменников головы поскусаю!
- Ваши это товарищи, и поступайте с ними по вашей совести.
Махнул на семерку рукою и пошел прочь, ни разу не оглянувшись.
А на том, на царском огороде на осевший весенний снег хлестала кровь: рубили бедняг, кололи сообща, яростно.
Тотчас тела погрузили на телегу и телегу провезли по всей Москве.
Народ царя жалел, не изменщиков.
15
Жуткая телега еще кровавила московские улицы, а уж князь Василий Иванович Шуйский встретился с князьями Иваном Семеновичем Куракиным да с князем Василием Васильевичем Голицыным. Встретились в Торговых рядах, в махонькой церковке.
-Нынче царь показал свою силу,- начал Шуйский, - бедный обманутый народ верит ему, проклятому расстриге.
- Как народу не верить, когда правдолюбы на кресте клялись, что царевич истинный, - рассердился Куракин.
Шуйский обнял князя.
- Время ли о клятвах поминать? Потому и клялись, что Годунов сидел на наших шеях. Сидел, как татарин!
- Он и был татарин! - сказал Голицын. - Бог с ним с Годуновым. Православие надо спасать от царя-еретика.
- Как от него избавишься? - повздыхал Куракин. - Убить - вот и все избавление.
-Убить!- твердо сказал Шуйский.- Убить до свадьбы! Невеста явится с целым войском.
- Дадим же обет заодно стоять, - перекрестился Куракин,- Не мстить за обиды, за прежние козни, коли кто из нас в царях будет.
Шуйский наклонился над распятием, лежащим на крошечном алтаре, поцеловал.
- Даю обет не мстить, не обижать, коли Бог в мою сторону поглядит. Даю обет - править царством по общему совету, общим согласием...
Голицын и Куракин повторили клятву.
Троекратное истовое целование завершило тот странный сговор.
Глубокой ночью дом Василия Шуйского наполнился людьми. Были его братья Иван и Дмитрий, племяш Михаил Васильевич Стопин-Шуйский, был боярин Борис Петрович Татев и только что возвращенный из ссылки думный дворянин Михаил Игнатьевич Татищев, были дворяне Иван Безобразов, Валуев, Воейков, стрелецкие сотники, пятидесятники, игумны, протопопы.
Столы даже скатертями не застелили - не до еды, не до питья.
Князь Василий вышел к своим поздним гостям, держа в руках "Псалтырь", открыл, прочитал:
- "Господи, услыши молитву мою, и вопль мой к Тебе на придет. Не отврати лица Твоего от меня. В день скорби моей приклони ко мне ухо Твое. В день, когда призову Тебя, скоро услышь меня. Яко исчезли яко дым дни мои, и кости мои обожжены яко головня."