- Что есть еретичество, мы не хуже твоего знаем, святейший, - вспылил, вскакивая на ноги, митрополит Гермоген.
- О! Я не желаю ссоры между моими возлюбленными пастырями! - тотчас вступил в разговор Дмитрий. - Будет ли праздник праздником, если он поставлен на дрожжах несогласия? Дело надо кончить к обоюдному согласию. Кстати, надо нам быстро решить одно небольшое и простое дело. Свадьба требует больших расходов, а впереди поход. Драгоценные мои, светоносные пчелы, собиратели нектара Божественной истины! Я прошу помочь казне. Мои запросы не так уж и велики.
Пусть Иосифо-Волоколамский монастырь даст мне три тысячи, а Кирилло-Белозерский - пять тысяч рублей.
- Государь, но ты уже взял с Троице-Сергиева монастыря не три и не пять, а все тридцать тысяч! - воскликнул коломенский епископ Иосиф.
- Не мне нужны деньги, я ем и пью не больше вашего. Деньги нужны отечеству. Я иду избавить Россию от вечного страха перед нашествием с югаМне бы хотелось, чтобы вы сами, подумав, дали бы часть церковных доходов на общее дело.
- На общее дело, ежели оно чистое и воистину общее, денег не жалко, сказал Гермоген. - Но вот ежели царская невеста не будет крещена, то такая свадьба станет пам всем в великую стыдобу, ибо такая свадьба есть беззаконие перед Богом и перед всем русским православным народом!
- Без крещенья нельзя! - согласились с Иосифом и Гермогеном архимандриты чудовский и Новоспасский.
Им возразил со стороны поляков Андрей Лавицкий.
- Нет закона ни у вашей церкви, ни у нашей, который бы воспрещал браки между христианами греческого и римского вероисповедания. Но нет и другого закона, который требовал бы жертвовать одному из супругов своею совестью. Предок царя Дмитрия Иоанновича, великий князь Московский Василий III, женившись на Елене Глинской, дал ей полную свободу в выборе веры.
Есть и другие примеры.
- Верно ли в царских делах угождать бессмысленному народному суеверию? - выставился со своим умом Юрий Мнишек.
- В словесах - мы герои! - пристукнул митрополичьим посохом Гермоген. Не перекрестите Марину - будет она народу русскому не матерью, но бесстыдной девкой!
- Что же это все так смелы у меня? - Дмитрий рассмеялся, да так весело, словно похвалить хотел упрямцев.
Долгим взглядом поглядел на патриарха. - Святейший, есть у тебя крепкие монастыри для смирения несмирных?
- Есть, государь, - ответил Игнатий с поклоном.
- Вот и пошли в сии монастыри Гермогена и всех с тобою несогласных. Пусть Богу молятся, приготовляют нам Царство Божие. С земными же делами мы сами управимся.
Четверых иерархов тотчас вывели из палаты.
Но дело еще было не улажено, требовалось назначить день свадьбы.
-Я хочу венчаться как можно скорее, в воскресенье, - сказал Дмитрий.
-Четвертого мая никак нельзя, - смутясь, развел руками Игнатий. Царевна должна хотя бы три дня попоститься, пожить в монастыре.
-Восьмое вас устраивает?! - сердито прикрикнул Дмитрий.
-Устраивает, государь! - пролепетал Игнатий, но остальные-то иерархи ахнули про себя. Восьмое - пятница, постный день, предпраздничный. Девятого - Никола Вешний.
- Платье ведь надо успеть пошить! - засомневался князь Мстиславский, недавно испытавший на себе все свадебные хлопоты.
- Успеют! - весело сказал Дмитрий. - Пока держава в моих руках, мы успеем столько, как никто до нас не успевал.
- Никола ему покажет! - погрозил посохом Гермоген, когда ему сказали о царевом выборе свадебного дня. - В мае женится, еретик! Помает его Никола! Еще как помает!
18
В бурю въезжала в Москву царская невеста.
Ветер раскачивал вершины деревьев, едва-едва зазеленевших, и казалось, это метлы метут небо.
Перед городскою заставою пани Марину встречало дворянство, стрельцы и казаки. Все в красных кафтанах, с белой свадебной перевязью через плечо.
Дмитрий был в толпе встречающих, одетый простолюдином. Ему хотелось видеть ликование Марины и москвичей. И он видел это ликование, он видел всеобщую радость. Лицо Марины светилось высшим небесным озарением, и он, благодарный судьбе, таясь от своей переодетой охраны, смахивал с ресниц слезы счастья: народ полюбил Марину, как его самого.
Над Москвою-рекою был поставлен великолепный шатровый чертог. В нем царскую невесту приветствовал князь Мстиславский и бояре.
Из шатра Марину вывели под руки, усадили в позлащенную карету с серебряными орлами на дверцах и над крышею. Десять ногайских лошадей, белых как снег, с черными глянцевыми пятнами по крупу, по груди и бокам, понесли драгоценный свой груз, как перышко райской птицы. Перед каретою скакало три сотни гайдуков и все высшие чины государства, за каретою катило еще тринадцать карет с боярынями и родней жениха и невесты, бахали пушки, гремела музыка, колокола трезвонили, как на Пасху.
За свадебным поездом следовало войско, с ружьями, с пиками, с саблями.
Едва одно шествие миновало, пошло новое, разодетое в пух и прах, и опять же с целым войском. То совершили торжественный въезд послы польского короля Госевский и Олесницкий.
- Что-то больно их много... - засомневались москвичи, и тотчас люди Василия Шуйского принялись разносить слушок:
- Послы-то приехали не так себе! За Маринкиным приданым. Дмитрий отдает Литве русскую землю по самый Можайск.
Марину поместили в Вознесенский Кремлевский монастырь под крыло матушки жениха, инокини Марфы.
Марина как вошла в отведенную для нее келию, так и села. И не подойди к ней, не заговори.
Оскорбленная убогостью комнаты, Марина воспылала местью к жениху, к инокине-свекрови, к русским, ко всему их непонятному, лживому существованию.
Коли тебя привезли в царицы, зачем же монастырь?
Коли все утопают в соболях и драгоценностях, к чему эти лазки, эти голые стены с черными страшными ликами икон? Почему не ей кланяются, а она должна выказывать смирение перед черными бабами?..
Понимала, идти к инокине Марфе хочешь-не хочешь - придется: царская матерь. Матерь, только вот кого?
Время шло, Марина сидела сиротиною на голой лавке- несчастный, забытый всеми истукан. Вот тогда и явилась в келию ее гофмейстерина от гофмейстера Стадницкого, который просил передать их величеству, что благополучие поляков в стране русских зависит от снисходительности их императорской милости.