Мой казацкий конь, привыкший к стрельбе, только тревожно повел ушами. Я же привычно прижался к его шее и, не оглядываясь, поскакал по дороге. Вдруг впереди оглушительно затрещало, и поперек дороги рухнуло дерево. Даже привычный к бою конь встал на дыбы и заплясал на месте на задних ногах. Пришлось его ударить по голове рукоятью нагайки, чтобы заставить повиноваться поводьям.
На мое счастье, лес здесь был молодой. Повали нападающие старое, большое дерево, я непременно оказался бы в капкане. Так же, оценив обстановку, нашел место, которое донец легко перескочил. Как только мы оказались на свободе, я остановил лошадь и обернулся назад, Там по прежнему было тихо, нападающих не было видно, получалось, что все происходит как бы без присутствия людей. Только Ванина лошадь бесследно исчезла с дороги.
Все это напоминало вчерашний инцидент, за тем исключением, что у меня недостало самоуверенности броситься разбираться с обидчиками. Торчать на самом виду посередине дороги было глупо, и я поскакал в Богородское. Весь вояж занял около трех часов, так что здесь в поповской усадьбе ничего существенного не произошло. Стрельцы по-прежнему лежали по лавкам, попадья с дочкой обретались во дворе, сидели на лавочке. Только Ваня был занят делом, он трудился в свином хлеву в поте лица, видимо, выслуживаясь перед красоткой Кэт.
– А где моя Зорька? – рассеяно, поинтересовался он, когда я подошел посмотреть, чем он занят.
– Враги отбили, – туманно ответил я, незаметно издалека рассматривая предмет его вожделения.
– А... – протянул он, не проявляя никакого интереса к теме, – а я решил немного помочь батюшке по хозяйству...
Относительно батюшки он слукавил, а вот поповская дочка и правда была весьма симпатичная, из категории кукольных, ангелоподобных блондинок, с большими наивными лазоревыми глазами, льняными кудряшками, кокетливо выбивающимися из-под скромного платочка, пухлыми щечками и яркими полными губками. Короче говоря, идеальная мечта селянина.
– Как эти? – кивнул я на избу. – Не балуют?
– Не знаю, они во двор не выходили, – ответил он. – Пусть только попробуют!
У парнишки лицо стало таким непривычно злым, что мне показалось, что я вот-вот потеряю оруженосца. Теперь ему стало ясно, кого он призван охранять.
– Как, матушка, – спросил я попадью, подойдя к лавочке, за которой сидели мать с дочкой, – хорош у меня парень?
– Ты бы моего сыночка увидел, – ответила женщина, – тогда бы говорил.
– Братца и сестрицу на туретчину в полон угнали, – вмешалась в разговор Катя, – остальные братья и сестры в младенчестве умерли. У родителей только я одна осталась.
– Неправду говоришь! – воскликнула попадья. – Наш Варфоломей в Москву поехал и скоро назад воротится!
Я внимательно посмотрел на матушку. Похоже, с головой у нее было не все ладно: взгляд блуждал, не останавливаясь ни на чем конкретном, в то время как влажные губы собирались в умильную улыбку.
– Давно их угнали? – тихо спросил я Катю.
– Давно, я совсем маленькая была.
Работорговля на Руси была большой, почти неразрешимой проблемой. Существовала целая индустрия вывоза русских людей в восточное рабство. У державы были такие большие границы, что защитить граждан от постоянных набегов южных соседей правительство не могло.
Создавалась целая система городов-крепостей, пытались перекрыть дороги, но без Великой китайской стены сделать это было нереально.
– Нравится тебе Ваня? – тихо спросил я девочку, когда паренек отошел в сторону, а матушка отвлеклась на бродящих по двору кур.
– Не знаю, – ответила она, отводя взгляд, – парень как парень. Меня все равно за духовного выдадут, чтобы было кому тятин приход передать.
Как все женщины, поповна оказалась более реалистична, чем пребывающий в розовом тумане юноша.
– А если он пойдет в дьяки? – задал я провокационный вопрос.
Ответ оказался предельно лаконичный:
– Тогда я против родительской воли не пойду. Как они скажут, так и сделаю.
Идея пристроить паренька мне понравилась. Хотя он и помогал мне в странствиях, но одному было удобнее. Отправить его в родную деревню на холопство я не мог, а тут подворачивалась возможность одним выстрелом убить двух зайцев.
– Хочешь, я поговорю о Ване с твоим батюшкой?
– Не знаю, если тебе не в тягость, то поговори. Думаю, худого в этом не будет.
Какова была система подготовки священнослужителей в это время, я не знал. Предполагал, что, скорее сего, их пестуют в монастырях, но поговорить с отцом Петром, действительно, было бы не худо. Однако священник как ушел с утра в собор, так до сих пор и е возвращался. Тогда я сам отправился на поиски. Я уже говорил, что церковь в Богородском была бедной. Икон едва хватило на украшение алтаря. Только возле плохо выписанного лика Спасителя горела одинокая свеча. Отец Петр стоял перед иконой Сына божья на коленях и молился.
Я подождал, когда он кончит, не дождался и тихо вышел из храма. До вечера заняться мне было нечем, потому я решил его все-таки дождаться и переговорить о своем рынде.
Мимо церкви проходил крестьянин, приблизившись к паперти, он снял шапку, перекрестился и остался стоять на месте, с интересом глядя на нового человека. Заметив, что я на него смотрю, он подошел ближе и опять сиял шапку:
– Доброго здоровьишка, боярин, – вежливо поздоровался он, низко кланяясь.
Я ответил, ожидая, что тот будет говорить дальше. Лицо у него было заинтересованное и лукавое. Постояв на месте, он спросил:
– Никак в Москве, слышно, новый царь?