А если тысячу?
Несколько секунд Карен стоит шатаясь, протягивая руки к стене, ей нужна опора. Но пол комнаты плывет и накреняется. Слабость и отчаяние валят ее с ног. Она находит в себе силы взобраться на постель, и… все.
…Время не привязано к столбу, как лодка к пристани, оно плывет, и вместе с ним тяжело плывут мысли. Уже вторые — или третьи? — сутки у нее не берут кровь. Значит, Могучий Младенец существует за счет другого донора. Почему она раньше не подумала о том, что уникальный стереоизомер следует искать в крови ее родственников? Но у нее остался только один родной ей человек — дочь. Сейчас они поставили перед ней задачу: догадайся, за счет кого существует и работает без тебя Могучий Младенец. Догадайся и покорись. Они уверены, что ее ум исследователя быстро решит эту крошечную проблему. Те, кто придумал кошмарный заговор, думают обойтись без бурных сцен и мучительных споров. Догадайся сама и реши. Какая гуманность! Фрэнк тоже был очень добр. Как он сказал: я дал тебе день счастья… У всякой собаки есть свой день радости. Взрыв гнева почти лишает ее сознания… Нет, Карен, сейчас только твоя покорность может спасти дочь. Карен разрывает рукав блузки и, обнажив до плеча руку, кладет ее поверх одеяла. За ней, конечно, наблюдают, и этот немой знак покорной готовности быстро и верно поймут.
Действительно, почти сразу открывается дверь и входит санитар из отдела медицинского обслуживания. Он толкает перед собой штатив, который бесшумно скользит на четырех резиновых роликах и подъезжает к ее постели.
Пока у нее берут кровь, Карен смотрит на ролики. Они прилажены тщательно, оси прикрыты никелированными колпачками, резина роликов рифленая, втулки на осях толстые и тяжелые, поэтому штатив стоит прочно, солидно, умно. Карен смотрит, на втулки, оси, винты и молчит. Во время всей процедуры она не произносит ни слова. К чему? Вокруг нее холодные и умные люди, делающие каждый свое холодное и умное дело. Не надо им мешать. Бесполезно им мешать. Еще недавно она была с ними и делала свое дело так же холодно и умно. Она думает о том, что хоть сегодня этот штатив не привозили туда, где лежит ее дочь. Чувство облегчения проходит слишком быстро, и новая тяжесть свинцово ложится на ее душу. Что говорил Фрэнк о газе? Как он его назвал — «щекотун». Смешное название. Так именовали его газетчики, сказал Фрэнк. Вспомни, Карен, проверь свою память, быть может, она еще пригодится…
Газеты писали, что «щекотун» в сотни раз более ядовит, чем любой другой отравляющий газ. Он убивает, разрушая холинэстеразу — вещество, участвующее в передаче нервного возбуждения в мускульную систему. Достаточно одной крохотной капли, попавшей на кожу… Тем, кто работает возле башни, выдали маленькие шприцы, обернутые прозрачной пленкой. В случае какой-либо аварии следовало немедленно сделать инъекцию содержимым шприца. Немедленно, не тратя времени на освобождение от одежды, протыкая иглой материю халата или комбинезона. Она случайно узнала, что в шприцах был атропин. Немедленно ввести атропин в случае какой-либо аварии… «Щекотун» вызывает резкое сокращение всех мускулов, а это значит удушение жизненно важных органов. Действие атропина прямо противоположно действию «щекотуна». Вот зачем эти шприцы! Когда человек задыхается в тисках собственных мускулов, атропин приходит на помощь и расслабляет мышцы. Все ясно, как в справочнике для домашнего врача. Что еще ты знаешь? Ах, да! Те, кто имеет дело с башней, по окончании смены принимают последовательно три душа. Их защитные накидки каждый день сжигают. Обычные меры предосторожности, думала она прежде. Обычные? Как бы не так! Скажи честно, Карен, на каком еще химическом заводе ты видела, чтобы людей ежедневно отмывали под тремя душами и чтобы каждый таскал в специальном карманчике шприц с противоядиями? Но она никогда не давала согласия участвовать в производстве смертоносных газов. Ее обманули, дважды и трижды. Фрэнк обманул ее чувства, администраторы Пайн-Блиффа обманули ее ум и совесть… Башня высотой в шестьдесят футов уже работает. Работает благодаря стараниям такой энергичной и такой талантливой мисс Брит, которая думала, что башня выпускает средство против вредных насекомых, и которой так хотелось купить домик за Красными озерами, чтобы жить там вместе с тоже энергичным, хотя и не таким талантливым мистером Лэквудом. Теперь мисс Брит погибает, и благодаря ее энергии и таланту когда-нибудь погибнут тысячи.
У каждого и каждой из этих тысяч будет дочь.
Или сын.
И каждая дочь или сын, когда льется дождь, прыгает на одной ноге и выкрикивает смешное заклинание: «Ящерица, ящерица, высунь свой хвост, туча прилипнет к хвосту, дождь перестанет». А небо разразится мутным дождем из бело-молочных капель, которые так удачно состряпала в башне мисс Брит, и детское заклинание оборвется на полуслове.
Она лежала неподвижно — берегла силы, уже зная, что вступает в неравную борьбу, где пригодятся даже самые ничтожные запасы сил, мужества, рассудка.
Карен готовилась сражаться в одиночку. Все, кто мог ей помочь, остались за стенами Пайн-Блиффа. Адвокаты, конференции радикально настроенных ученых, антивоенные митинги, левые газеты, просто мыслящие люди и добряк Рон — все находились вне пределов досягаемости. Она была одна, наедине со своей совестью, разумом… и страхом. Разум требовал действия, страх пытался парализовать. Кроме того, она была тяжело больна, и болезнь вносила свою лепту в кладовую тоски. Когда-то психиатр Крихтон-Мюллер сказал: «Каждый больной болеет своей болезнью плюс страхом». Но и слабость может обернуться сильным оружием в умелых руках. Странная идея. Кто же сумеет страх перековать в оружие? Такого еще не было, и никто не сумеет…
Карен уже не считала дни, она мучительно и напряженно размышляла, и нелепая на первый взгляд мысль — перековать страх в оружие — начинала казаться ей не такой уж нелепой.
Она мысленно перелистывала страницы толстых монографий и несколько раз натыкалась на то, что ищет. Монографии утверждали, что множество вариаций и пестрые фазы душевных болезней — всего лишь хронический самогипноз. Она не станет бороться с приближающейся потерей рассудка. Наоборот! Она постарается загипнотизировать себя страхом, сумеет погрузиться в безумный бред, призовет на помощь искусно вызванные галлюцинации, добровольно расстанется с разумом. Вот главное! Вот ядро замысла, начало и конец мести! Ее безумие окажется губительным не только для нее, оно погубит и Могучего Младенца и проклятую башню. Башня кончит свое существование, взлетит на воздух…
…Нет, невинные не пострадают, основные лаборатории Пайн-Блиффа стоят в благоразумном удалении от башни. Около башни лишь небольшая вспомогательная лаборатория, которой командует Лэквуд. Те, кто работает у подножия башни, подобны Лэквуду, они участники человеконенавистнического заговора, шайка отравителей, которой Карен выносит приговор.
Взрыв башни нельзя спрятать в потайной сейф, его увидят и услышат жители соседнего шахтерского городка, примчатся журналисты, слухи и газеты разлетятся по всей стране, тайное станет явным. Если люди захотят — они должны захотеть, они не могут не захотеть, — они задумаются над всем, что связано с пайн-блиффским взрывом… Большего она сделать не в силах. И так все это слишком тяжело и громадно для нее.
Пока у человека есть разум, он должен бороться. Но кто и когда добровольно расставался с рассудком? Безумием победить врага?.. Какую нелепость ты Задумала, Карен! Ты же ученая, Карен, разве в твоих книгах говорится о таком? Где? На какой странице? Ты уже безумна… Нет!.. Ты еще думаешь бороться? Блаженны нищие духом…
Мисс Брит, напишите руководство «Как стать безумной». Я в восторге от вашего предложения. Вам нужны лаборанты и оборудование? Благодарю вас, я постараюсь уместить лабораторию у себя в голове. Ваше желание — закон для нас, мисс Брит. С чего вы начнете? Я загипнотизирую себя страхом, он в избытке у меня под рукой. Приступайте, мисс Брит, желаем удачи…