В подобных отношениях, возникающих между лицами, одно из которых оказывает услугу другому (безразлично, просили о ней или нет), самое характерное-невозможность количественно измерить объем услуги и воздать соответственно. Когда помещик помогает голодающему крестьянину, важно не то, что он дал 40–50 кг риса, а то, что принял участие в судьбе крестьянина, показал ему свое небезразличие. И расплачиваться здесь приходится не только за мешок риса (это само собой разумеется, причем с огромными процентами), но — и это главное — за участие. Ценен не размер услуги, а сам факт ее оказания, мешок риса не столько товар, сколько символ особых связей между крестьянином и землевладельцем, и первый должен платить преданностью, повиновением, безоговорочной поддержкой. Вопрос о переплате не ставится: переплатить можно за товар, здесь же получающая сторона видит прежде всего доброе к себе отношение, а за него сколько ни плати — все мало.
Стоимость услуги имеет подчиненное значение, она лишь свидетельство того, что между сторонами существует утанг на лооб. Крестьянин должен постоянно подтверждать, что он помнит об этих тесных, сугубо личных Связях с помещиком, он должен постоянно давать доказательство того, что не забыл услуги. Вот почему он несет помещику дюжину яиц, хотя долг за рис уже давно выплачен, берется (бесплатно!) работать в его имении. За это он вправе ожидать, что, когда настанет трудная минута, хозяин вновь ссудит его рисом. Понятно, что если даже простая услуга вызывает столь далеко идущие последствия, то, скажем, помощь крестьянскому сыну в получении образования или посылка лекарства для больной жены воспринимаются как подлинное благодеяние и прочными путами привязывают крестьянина к помещику. Для уплаты «внутреннего долга» годится все: и голос избирателя (плюс голоса взрослых членов семьи), и работа в качестве слуги — словом, неважно чем платить, важно просто платить всеми доступными по положению в обществе средствами.
А поскольку положение в обществе у разных людей разное, постольку говорить о равенстве, якобы порождаемом взаимозависимостью, вытекающей из принципа «внутреннего долга», не приходится. Нетрудно понять, в чью пользу складывается баланс: «маленькие люди» неизменно оказываются в проигрыше, в такого рода отношениях один выступает как хозяин, другой — как его бата.
В самом неоплатном долгу филиппинец находится перед родителями, давшими ему жизнь. За это невозможно расплатиться, и до седых волос он чувствует себя глубоко обязанным и повинуется им. Он понимает, что, рожая его, мать мучилась и подвергалась опасности, поэтому с нею устанавливаются более теплые, более интимные связи, чем с отцом, «внутренний долг» по отношению к ней осознается отчетливее.
Выполнение обязательств, вытекающих из принципа утанг на лооб, порождает особую близость между родственниками, а отказ выполнять подобные обязательства — горькое чувство, вызванное тем, что он представляется как разрыв самых священных уз, гарантирующих бытие филиппинца и составляющих его сущность. Внутренне это ощущается буквально как утрата своего «я», как крушение мира, ибо «я» неотделимо от «мы». В кругу родственников и других близких людей взаимозависимость воспринимается обычно не как навязанная извне необходимость, а как естественное и единственно возможное состояние — только в этом кругу и мыслимо нормальное существование.
Система утанг на лооб обеспечивает филиппинцу душевное равновесие, дает надежное пристанище среди житейских бурь. Пусть весь мир холоден и враждебен — человек может укрыться от него среди людей, связанных с ним отношениями «внутреннего долга». Здесь все по-иному, здесь не обидят, не оттолкнут, не отвергнут. Только эти отношения позволяют чего-то добиться за пределами семьи: они ведь устанавливаются и между «маленькими» и «сильными людьми». Несколько примеров помогут понять механизм действия концепции «внутреннего долга».
…В филиппинском обществе высоко ценится образование. Если родственник или друг семьи берет на себя плату за обучение молодого человека, то между ним и его подопечным (а также и его родственниками) завязываются отношения утанг на лооб. Выучившись, молодой человек может сполна возместить все расходы по обучению (этого, впрочем, никто не требует), но все равно всю жизнь будет обязан своему благодетелю. Обычно в роли последнего выступают «сильные люди», которые тем самым получают преданных сторонников, нередко же — старшие братья и сестры.
… Бедный родственник живет в доме у богатого. Он (чаще она) делает какую-то работу по хозяйству — это расценивается не как прямая плата за кров, а как выражение «внутреннего долга». Бывает, работа очень тяжелая, такая, какую делают слуги. Но есть существенное отличие в положении данного родственника и слуги: первый всегда ест за общим столом, имеет право приказывать второму.
… В отдаленных уголках все жители деревни находятся в отношениях «внутреннего долга» с повитухой и местным знахарем, которые помогли появиться им на свет и лечили во время болезни, а потому они считают себя обязанными им.
… Ссуда также может породить отношения утанг на лооб. Обычно здесь речь идет о договорной и псевдодоговорной зависимости, но если деньги даны в исключительно трудную минуту, да еще под малый процент, должник чувствует себя обязанным заимодавцу и после расчета. «Денежный долг выплатить легко, внутренний долг не выплатишь никогда» — говорится в филиппинской пословице.
…Официальное лицо чем-то помогло просителю. Если помощь не вытекает непосредственно из его прямых обязанностей или даже сопряжена с некоторым — пусть незначительным — нарушением их (например, «протолкнуть» вне очереди бумаги), то проситель становится в отношения «внутреннего долга» к этому лицу и чувствует настоятельную потребность отблагодарить его, чтобы не нарушать общепринятых норм нравственности и самому себе не казаться моральным уродом. Благодарность чаще всего принимает форму подношения — несколько песо, посылка благодетелю съестного (принятый способ выражения признательности), приглашение на обед или в ночной клуб.
Примечательно, что это рассматривается не как Взятка, а как признак того, что облагодетельствованный принимает услугу, на что указывает подношение. Опять-таки важен сам факт, а не стоимость ответной услуги. Достаточно дающему сказать утанг на лооб ийан («это — внутренний долг»), и он снимает с себя подозрение в попытке подкупить должностное лицо. Нельзя отрицать, что граница между взяткой и привычным для филиппинца выражением благодарности, с нашей точки зрения, чрезвычайно зыбка и расплывчата. Для него же она весьма ощутима: если человеку суют несколько песо до того, как ок оказал услугу, это — подкуп, взятка (поступок недостойный и неприличный), а если после — всего лишь выполнение «внутреннего долга», и выразить признательность в виде тех же нескольких песо считается естественным. Поэтому, говоря о потрясающей коррупции на Филиппинах, следует быть осторожным: иногда то, что с позиции человека иной культуры квалифицируется как продажность и коррупция, с филиппинской точки зрения является нормой поведения, таким же простым знаком благодарности, как наше «спасибо». Речь, конечно, идет о субъективном понимании данных отношений, объективно это, несомненно, недозволенная мзда, преследуемая — впрочем, без всякого успеха — законом.