Почитание предков, несомненно, один из пережитков первобытнообщинного строя. В родовом обществе главной является связь с родовым коллективом, в который включаются и умершие. И эта связь — не отвлеченная теория, а подлинное чувство, подкрепляемое сознанием того, что предки незримо присутствуют среди потомков, что все несут круговую поруку за живых и мертвых. Мертвые укрепляют родовой коллектив, делают его более прочным, так как их привлечение означает привлечение магических сил. Вот почему филиппинцы всячески ублажают мертвых, начиная с того, что служат по ним мессы, и кончая тем, что кладут на их могилы еду (любимое блюдо покойного) — обычай, несомненно, языческий. Впрочем, и в обществах) уже далеко ушедших от первобытнообщинного строя, немало отголосков прошлого. Когда одного филиппинца спросили, зачем он кладет на могилы родичей еду («ведь мертвые не едят»), он резонно возразил: «А зачем вы кладете на могилы цветы? Ведь мертвые не нюхают».
Почти незыблемой осталась в стране вера в удачу и везение. Филиппинцы твердо убеждены, что в мире есть таинственные чары (как правило, они не персонифицируются), приносящие удачу или, напротив, навлекающие проклятие. Считается, что есть люди, могущие вызывать потусторонние силы, иногда не подозревая этого. Так, если с вашим приходом вдруг произошло какое-то приятное событие, вы, не исключено, получите репутацию удачливого человека, везение которого распространяется на других, и возражать тогда бесполезно, вам скажут: «Просто вы сами не знаете об этом». Ссылки на естественный ход событий воспринимаются как неубедительные. Случается и обратное: с вашим появлением произошло несчастье, и тогда ваша репутация загублена безвозвратно, и никакими стараниями ее не восстановить. Суеверного человека отличает какая-то удивительная способность фиксировать все, что подтверждает его веру, и игнорировать то, что противоречит ей.
В обрядовой сфере трансформация христианства еще более разительна. Вообще ритуальная сторона явно преобладает в местном католицизме. Еще Рисаль писал, что «указы церкви пользуются большим уважением, чем законы бога, ритуалы важнее сути, церемонии важнее принципов». Филиппинцев, собственно, прежде всего привлекла пышность и красочность католических обрядов. Это быстро поняли монахи и использовали для насаждения христианства. Жители островов и до пришествия испанцев очень любили праздники. Обычно начало и окончание сельскохозяйственных работ отмечалось плясками, песнопениями, жертвоприношениями, а также пиршествами с возлияниями. У филиппинцев, как и у других народов на определенной ступени развития, мировосприятие было религиозным по преимуществу, и всякое действие имело сакральное значение. И сейчас в представлении здешнего крестьянина земледелие есть также — и даже в первую очередь — священнодействие, которое должно сопровождаться строго установленным ритуалом.
С приходом колонизаторов языческие сборища сменились христианскими праздниками, которые называются испанским словом фиéста и составляют одну из самых красочных особенностей филиппинской жизни. Каждая деревня и каждый город имеют своего святого покровителя, в честь которого и устраивается фиеста, длящаяся три дня, а то и больше. Это — огромное событие для всего населения Еще за девять дней до праздника начинают служить торжественные мессы по заказу «сильных людей», которые стараются перещеголять друг друга в убранстве алтаря, качестве хора, нарядах.
На улицах воздвигаются арки, создаются кочующие оркестры (в день праздника они начинают играть в четыре утра и будят всех к мессе), проводятся конкурсы красоты, выбираются король и королева фиесты, организуются гонки карабао, а вечером устраивается непременный фейерверк, к которому филиппинцы явно питают слабость. И, конечно, много едят и пьют. Расходы обычно берут на себя «сильные люди» (своеобразная подать, налагаемая на них традицией). Этим проверяется, насколько правомерно относить ту или иную семью к данной категории: не можешь платить — значит, потерял право на статус. Происходит своего рода «перераспределение доходов» (по сути же просто подачка) — тоже пережиток патриархальности.
В дни фиесты все покинувшие родные места стремятся вернуться туда. Крестьянин вынимает из сундука единственную имеющуюся у него пару башмаков (он наверняка ни разу не обувал их с прошлой фиесты), женщины надевают лучшие платья и украшения. В каждом доме готовят обильное угощение — нельзя ударить в грязь лицом. Случается, что накопления, сделанные в течение года, спускаются в несколько дней. Филиппинский труженик мирится с лишениями, ограничивает себя во всем, влезает в долги под людоедские проценты — только для того, чтобы блеснуть во время фиесты. Это стремление становится понятным, если представить себе его тусклую, монотонную жизнь. У него просто нет иной возможности почувствовать себя человеком, свободным — пусть три дня в году — от давящей обыденности. Больше ему негде проявить себя. О том, что будет дальше, задумываются мало: «бахала на», как говорят тагалы в таких случаях, — «будь что будет». Многие считают праздники национальным бедствием, поскольку колоссальные средства тратятся непроизводительно, люди среднего достатка разоряются, бедняки попадают в еще большую зависимость от богачей и ростовщиков.
Даже священники признают, что в фиестах мало христианского: люди пляшут, поют, участвуют в красочных процессиях и почти не думают о боге. Правда, даются театрализованные представления на религиозные темы. Кажется, не оставалось ни одного библейского сюжета, который не был бы инсценирован: показывают, как змий соблазнил Еву, как Иуда предал Христа и т. д. В таких представлениях в роли актеров с огромным удовольствием и великим энтузиазмом выступают сами жители. Разыгрывание мистерий имеет вполне определенный смысл: они служат важным средством социального воспитания, публичного утверждения норм народной нравственности.
Впрочем, нередко праздники оборачиваются другой, некарнавальной стороной, и тогда религиозный фанатизм превосходит всякое разумение. В ряде мест в наши дни, как и в средневековье, устраиваются шествия бичующих себя грешников. Иногда толпа повторяет путь Христа на Голгофу: участники процессии многие километры несут тяжелый крест, причем терновые венцы впиваются им в голову, а специально нанятые люди наносят им удары бичами, в которые вставлены осколки стекла. Бывает и хуже. Находятся добровольцы (недостатка в них, как правило, нет), желающие испытать крестные муки Иисуса Христа, и вот живого человека распинают на глазах у всех. Разгул фанатизма оставляет тягостное впечатление Правда, такую готовность терпеть физическую боль в какой-то степени можно объяснить тем, что филиппинцы плохо усваивают идею постоянного воздержания от греха — аскетизм явно не их идеал. Поэтому некоторые предпочитают расплатиться с богом тяжкими страданиями однократно, но зато получить право на невмешательство в их личную жизнь в течение всего следующего года.
Самое грандиозное религиозное шествие устраивается в Маниле, в районе Киапо. Когда-то Киапо был отдельным городом и, как всякий город на архипелаге, имел свою святыню — Черного Назареянина. Статуя была изготовлена из черного дерева в Мексике, и в чертах лица Христа явно угадываются черты ацтека. С 20-х годов нашего столетия святыня, так сказать, местного масштаба превратилась в общеманильскую, затем в общенациональную, и возник культ Черного Назареянина. Рассказывают, что однажды приходский священник, спешивший куда-то по своим делам, приказал прекратить традиционную религиозную процессию и вернуть статую в церковь. Но вдруг неожиданно разразилась гроза. Перепуганные прихожане усмотрели в этом гнев божий, разулись и понесли статую дальше. Так ее носят и сейчас: обязательно босиком, обязательно в закатанных по колено штанах, в расстегнутых рубашках и с полотенцем на шее.