Пентагон отводит этим базам важную роль, которая, по оценкам, в послевьетнамский период возрастет: они станут крупнейшими военными сооружениями США, в западной части Тихого океана[23]. Общая численность американских военнослужащих на островах достигает 16 тыс. (в разгар войны в Индокитае их было 27 тыс.). Обучением филиппинской армии руководит влиятельная группа американских советников, и снабжается она американским оружием.
Все перечисленное и составляет вместе то, что принято называть «особыми отношениями» между Филиппинами и США.
Американцы принесли в колонию свои идеи, институты, нормы, весь механизм буржуазной демократии, который приобрел тут, однако, довольно искаженную форму. При соприкосновении с главными ценностями традиционного общества по видимости вполне американские установления причудливо трансформировались. Новые веяния сталкивались не только с исконными, но и с испанизированными понятиями и концепциями. В результате американизация Филиппин удалась лишь в каких-то узких пределах.
Насаждение принципов буржуазной демократии в стране с совершенно отличной культурой, в стране, естественное развитие которой было насильственно прервано, проходило негладко. Неподкрепленные экономическими и социальными преобразованиями, «чужие» институты не могли функционировать эффективно; позаимствованная из-за океана надстройка явно не соответствовала базису.
Двадцать пять лет независимости Филиппин продемонстрировали недейственность созданного здесь правопорядка, что внешне проявляется в разладе работы всего государственного аппарата, разгуле беззакония, росте коррупции и фаворитизма. Западная печать обычно пишет об этой стране в крайне пессимистических тонах и таким образом демонстрирует непонимание всей сложности проблемы. Колониализм не позволил выработать здесь органические, отвечающие местным условиям формы государственного устройства. II не филиппинцы в этом виноваты. Вместе с тем многое из происходящего сегодня в стране может быть объяснено усилением роли некоторых традиционных установок, до поры до времени оттесненных на задний план.
Право всегда есть возведенная в закон воля господствующего класса. На архипелаге кодифицированное право отражает иную, не филиппинскую, реальность и возводит в закон волю американской буржуазии. Местный же господствующий класс располагает другими средствами диктовать свою волю, не затрудняя себя юридическим подкреплением каких бы то ни было действий. Представители правящей верхушки часто игнорируют то, что зафиксировано в законе, и, по сути, выступают первыми его нарушителями. Власть олигархии покоится на прочных основаниях, и она не собирается отказываться от них — просто не видит в этом никакой необходимости: характер отношений, сложившихся между «сильными» и «маленькими» людьми, гарантирует ей повиновение.
Сознанию филиппинцев чужды принципы англосаксонского права. Выработанные в барангае и все еще признаваемые большинством населения нормы плохо согласуются с идеями и концепциями, искусственно пересаженными на неподготовленную почву. Новые понятия, взгляды, отношения не вырастают органически из традиций и вступают с ними в конфликт. В конституции Филиппин сформулированы основные положения буржуазной демократии, но из этого еще не следует, что филиппинцы могут пользоваться ими. Этому препятствует весь уклад жизни, освященный и поддерживаемый авторитарной католической церковью. Главное в нем — статус, приписываемый от рождения и практически неизменяемый. Либо ты родился «сильным человеком» и тогда в обмен на некоторые услуги можешь рассчитывать на поддержку простого тао, либо ты — «маленький человек» и тогда обязан быть лояльным по отношению к «сильному», иначе не выживешь и никакой закон тебя не спасет. В конституции сказано, что все равны, однако жизнь свидетельствует об обратном. Человек не может свободно изменить свое положение в обществе, хотя формально это право за ним признается.
Филиппинское законодательство в большой мере повторяет американское, в котором отражены также и определенные политические завоевания трудящихся США. Но филиппинец живет и движется в социальной действительности, где большую роль играет принцип авторитарности, подчинения вышестоящим. Волей-неволей он переносит этот принцип на все отношения, в которые ему приходится вступать.
Патернализм, привычка рассматривать всякие связи как личные и регулировать их принципами «внутреннего долга», «стыда», «такта и вежливости» приводят к тому, что значительная часть трудящихся воспринимает свои отношения с эксплуататорами не как классовые, антагонистические, а как отношения старшего и младшего, каждый из которых несет определенные обязанности и обладает определенными правами. И пока эти права и обязанности признаются «сильными людьми» (а они в какой-то степени признаются), многие рабочие и крестьяне субъективно считают свое угнетенное положение естественным и полагают, что его следует сохранять и поддерживать. Общественные противоречия, в их представлении, сводятся исключительно к соперничеству отдельных лиц.
Трудящиеся не имеют достаточного опыта классовой борьбы и потому не используют в полной мере возможности, которые предусмотрены законом. Это особенно наглядно проявляется в деятельности профсоюзов. Формально рабочим предоставлено право профессионального объединения, но реализация его наталкивается на разного рода препятствия. Поражает уже число профессиональных союзов (их свыше 3500) и еще более — аномалии в их деятельности.
Прежде всего, нередко профсоюзы создаются самими предпринимателями, которые ставят во главе их своих бата, протеже, и через них осуществляют влияние в массах, укрепляя патерналистские связи между рабочими и работодателями и протаскивая традиционную идейку о том, что босс — «отец-благодетель». Приходилось встречать даже плантаторов, с гордостью сообщавших, что они организовали профсоюзы для сельскохозяйственных рабочих. Этим они достигают сразу несколько целей: создается видимость демократии, гармонии труда и капитала, отводится угроза появления подлинных профсоюзов. Кое-где — особенно на сахарных плантациях — такие «профсоюзы» получают от хозяев оружие и превращаются в полувоенную организацию фашистского типа, послушную помещику и держащую в страхе все население.
Далее. В соответствии с существующим законодательством все трудовые конфликты в обязательном порядке разбираются в Суде промышленных отношений, а потому многие профсоюзы занимаются не столько своей основной деятельностью, сколько судебной. Для этого, разумеется, нужны специальные знания, вот почему зачастую филиппинскими профсоюзами руководят адвокаты, далеко не всегда выражающие подлинные интересы рабочих. Бывает, что лица с юридическим образованием сами основывают профсоюзы из карьеристских соображений, а то и для шантажа предпринимателей.
Есть «профсоюзы» — поставщики рабочей силы. Обычно их возглавляет какая-нибудь энергичная личность (нередко с уголовными наклонностями), сама себя назначившая руководителем. Подобный руководитель подбирает рабочих (как правило, родственников или чем-то ему обязанных людей, на преданность которых он может положиться) и договаривается о найме. Всю заработную плату своего «профсоюза» он кладет себе в карман, выдавая членам лишь столько, сколько сочтет нужным. Он же ведет борьбу, причем не на жизнь, а на смерть (в буквальном смысле слова), с конкурирующими «профсоюзами». Именно эта форма организации преобладает среди портовых рабочих, а их, принимая во внимание островной характер страны, немало. Такого рода профсоюзы — нечто среднее между артелью грузчиков, шайкой контрабандистов и портовой хулиганской бандой. Тем не менее они регистрируются в министерстве труда и держат юристов, защищающих их интересы.
23
Соединенным Штатам принадлежат военно-морская база Субик Бэй (36 тыс. акров земли, стоимость сооружений — 372,94 млн. долл., число работающих филиппинцев — около 30 тыс.) и военно-воздушная база Кларк Филд (соответственно 13 тыс. акров, 150,6 млн. долл., около 17 тыс. работающих филиппинцев) и три других военных объекта.