В городе вроде бы все не так — здесь современные улицы с нескончаемым потоком машин, роскошные магазины, в конторах фирм — кондиционированный воздух. Однако и города подвержены тем же напастям, что и деревни. Во время наводнений их часто затопляет (случается, что даже к президентскому дворцу, Малаканьянгу, можно добраться только по пояс в воде), а между тем питьевой воды в них не хватает, улицы полны машин, но общественный транспорт явно не справляется с потоком пассажиров (попасть в нужное место в Маниле не менее, а может быть и более, трудно, чем в сельской местности), целые районы представляют собой огромные пустыри, и вместе с тем сотни тысяч людей ютятся в трущобах, страдают от ужасной скученности и от тех же болезней, что крестьяне. Горожанин не застрахован даже от укуса змеи (летом 1972 г., во время страшного наводнения на Центральном Лусоне, в столице неизвестно откуда выползло множество змей и были жертвы).
Города, в первую очередь столица, являются центрами притяжения населения. В 60-х годах половину манильцев составляли не коренные горожане, а выходцы из сельской местности. Живут они здесь в общем так же, как привыкли жить в деревне. Широко распространенное мнение о том, что город резко меняет уклад жизни, лишь частично подтверждается филиппинской действительностью. В трущобах быстро образуются группы людей, связанных взаимными обязательствами: одалживают друг у друга, заботятся о больных и престарелых, присматривают за соседскими детьми, устраивают фиесты и религиозные процессии. Размер семьи тоже обычно не меняется. Утверждение, согласно которому в городе отмечается тенденция к сокращению числа детей, опровергается манильским опытом.
Большая рождаемость плюс непрекращающийся приток сельских жителей ведет к катастрофически быстрому росту населения трущоб: если в Маниле в целом прирост составляет 4 % в год, то в трущобах — 12 %. Эти люди, не имеющие, как правило, никакой квалификации, увеличивают и без того огромную армию безработных. Тем не менее они и слышать не хотят о возвращении в провинцию, потому что там еще меньше шансов сносно устроиться.
Характер отношений между людьми в городе меняется, но не столь уж существенно: прежние традиционные связи не исчезают, а лишь ослабляются и трансформируются. Процесс урбанизации, о котором много пишут и говорят на Филиппинах, ведет к усложнению социальных проблем, потому что модернизация (урбанизация — ее составная часть) является капиталистической модернизацией, а ей присуща безжалостность и невнимание к судьбе человека. Вчерашние крестьяне в городе оказываются «морально безоружными», они стараются вести себя так же, как и в деревне, поскольку у них нет иного опыта, но в новых условиях их поведение выглядит неадекватным и нелогичным, даже смешным и глупым.
Вообще на пути модернизации встает множество препятствий как социально-экономического, так и психологического плана. Она сдерживается прежде всего отсталыми формами землевладения и землепользования. Уже отмечалось, что арендатор вовсе не заинтересован в применении передовых методов ведения хозяйства: элементарная осторожность и здравый (с его точки зрения) расчет подсказывают ему, что плоды нововведения, сопряженных с дополнительным вложением труда и капитала, достанутся не ему, а помещику. Как говорят тагалы, «я сажаю рис, я его собираю, я его варю, а ест другой». Главная забота крестьянина заключается не в том, чтобы улучшить свое положение, а в том, чтобы сохранить его.
Правительственные органы на Филиппинах проводят довольно широкую кампанию по программе «коммунального развития», т. е. внедрения новых методов ведения хозяйства. Чиновники, осуществляющие кампанию, в один голос жалуются на малый интерес жителей сельских районов к этим проектам. Мне приходилось беседовать со многими из них, и все отмечают, что им никак не удается убедить крестьян в пользе даже тех мероприятий, которые сулят несомненную материальную выгоду. Забитый тао просто не ощущает в них нужды. Реальные потребности (т. е. потребности, оцениваемые с какой-то универсальной, не общинной точки зрения), по утверждению социологов, не превращаются в осознаваемые. Нередко высказывалось мнение, что виной всему праздность и лень крестьян. На подобные обвинения в свое время убедительно ответил Хосе Рисаль: «Надо признать, что праздность действительно и безусловно существует на Филиппинах. Но, вместо того чтобы считать ее причиной всех наших бед и отсталости, мы рассматриваем праздность как их следствие, содействующее усугублению тяжелого положения наших соотечественников.
Что же странного, если в сознании жителей Филиппин укоренилось… представление о бессмысленности какой-либо деятельности? Ведь они не знали, — среди стольких бедствий, — увидят ли они, как прорастут брошенные ими в землю семена, боялись, что собственное поле станет для них могилой, а выращенный урожай — пищей для палача, который их казнит…
Человек трудится ради определенной цели. Отнимите у него эту цель — и у него опустятся руки. Самый деятельный человек в мире оставит работу в ту минуту, когда поймет, что напрасно истязать себя — безумие, что труд может стать для него причиной бедствия… По-видимому, подобные мысли никогда не приходили в голову тем, кто много кричит о праздности филиппинцев…
Туземный житель, которого принято считать дураком, не так глуп, чтобы не понять, что бессмысленно работать изо всех сил и в результате жить еще хуже. Местная поговорка гласит: «Свинья жарится в собственном жиру», и так как филиппинец, наряду с дурными качествами, обладает похвальной способностью относиться к себе критически, он предпочитает жить в бедности и праздности, но не превращаться во вьючное животное».
К сказанному можно лишь добавить, что со времен Рисаля положение крестьянина стало еще хуже и он находит еще меньше оснований для применения инноваций. Это относится не только к земледельцу. Если у рыбака, например, есть деньги на подвесной мотор, он едва ли его купит, поскольку такой шаг повлечет за собой слишком серьезные изменения: надо будет платить за горючее, вступать в отношения с новыми людьми, что всегда делается неохотно, в связи с увеличением улова — больше давать родным и близким по «принципу дележа», и, может статься, из-за одного этого вся затея не окупится.
При существующей организации филиппинского общества всякое нововведение либо не дает положительных результатов, либо дает незначительные результаты, мало оправдывающие дополнительные вложения труда, либо вообще ведет к отрицательным результатам.
Условия жизни, как они сложились в стране, не способствуют развязыванию инициативы и сверху. Элита, отличающаяся достаточной косностью, встречает новшества настороженно, опасаясь, что они расшатают установившийся порядок. Правда, отдельные, самые дальновидные ее представители прекрасно понимают необходимость модернизации, но далеко не. всегда им удается убедить других «сильных людей» в том, что эксплуатация трудящихся капиталистическими методами гораздо выгоднее. Консерватизм правящей верхушки в значительной мере обесценивает действие такого фактора, как стремление к извлечению большей прибыли. Несомненно, серьезным препятствием, мешающим экономическому развитию, служит засилье в стране иностранного капитала, не заинтересованного в подлинной ее индустриализации.
Модернизация предполагает множество изменений, и едва ли не самые важные из них — изменения в людях. Можно довольно быстро построить школу, фабрику, проложить дорогу, но человека, который будет учиться в этой школе, работать на этой фабрике и пользоваться этой дорогой, переделать нелегко. Модернизация ставит под сомнение весь культурный опыт, накопленный филиппинцами. Отношения людей в современном капиталистическом индустриализованном обществе характеризуются безличностью, анонимностью и рациональностью, при которых до индивида никому нет дела. Тао воспринимает это как катастрофу, как крушение устоев, как разрыв священных связей, на коих держится мир, и потому сознательно и бессознательно противится новому.