Предполагалось, что Национальная ассамблея приступит к работе после одобрения конституции на референдуме, что руководить ее работой будет президент, сохраняющий все прежние полномочия, плюс полномочия премьер-министра и президента по новой конституции. 29 ноября 1972 г. новая конституция с дополнительной статьей была одобрена Конвентом, и на 15 января 1973 г. назначался референдум. Филиппинам предстояло превратиться в парламентскую республику с однопалатным конгрессом и премьером в качестве главы исполнительной власти.
Для обсуждения новой конституции частично было отменено чрезвычайное положение, но уже через несколько дней его восстановили во всей полноте, так как отменой воспользовались «антигосударственные элементы» и появились признаки «возвращения к старым порядкам». Несколько раз объявлялось о переносе референдума — сначала на февраль, потом на март. И все же в середине января население получило возможность выразить свое отношение к новому основному закону страны, правда не так, как замышлялось — на собраниях барангаев.
Барангаи уже 400 лет не играли никакой политической роли, однако во многих из них уважаемые люди собирались для предварительного обсуждения местных вопросов, которые затем утверждались официально (например, в совете барио). Поскольку нужно было обойти пулитико, значительная часть которых выражала недовольство происшедшими изменениями, решено было возродить такие «сходки» (их стали называть либо древним словом «барангай», либо «гражданскими ассамблеями») повсеместно и обратиться непосредственно к их участникам. Срочно были созваны 35 тыс. ассамблей-барангаев. На них присутствовали все жители в возрасте старше 15 лет, голосовавшие поднятием руки. Собирались в частных домах, в школах, на баскетбольных площадках, которые есть везде.
15 января 1973 г. этим неожиданно воссозданным ба-рангаям предложили ответить на ряд вопросов: согласны ли они с новой конституцией, хотят ли они провести выборы в конце 1973 г. или, напротив, считают целесообразным отложить их до 1980 г., одобряют ли чрезвычайное положение и т. д. По официальным данным, 95 % участников гражданских ассамблей одобрили конституцию, «новое общество» и все реформы, проведенные правительством. Примерно столько же высказались против созыва прежнего конгресса и около 90 % сочли, что никаких выборов не следует проводить до 1980 г.
Через два дня, 17 января, президент объявил, что народ одобрил новую конституцию, которая отныне считается вступившей в силу. Он сказал также, что в соответствии с волей народа старый парламент перестает функционировать, а промежуточная Национальная ассамблея созвана не будет. Должность вице-президента упраздняется. Таким образом вся власть сосредоточилась в руках Маркоса, единолично решающего вопрос о сроках отмены чрезвычайного положения.
Буржуазно-демократический государственный механизм опирается, как уверяют его апологеты, на систему раздельных и взаимно уравновешивающих друг друга властей, но в условиях Филиппин ни одна не оказалась способной противостоять событиям, происшедшим после сентября 1972 г. Недовольные возлагали надежды на Верховный суд и обращались к нему с петициями.
В декабре, например, была подана петиция, оспаривавшая законность принятия новой конституции Конвентом и предстоящего референдума на том основании, что при чрезвычайном положении свободное обсуждение невозможно. Еще в десяти петициях, поданных после 15 января и составленных политическими деятелями, юристами, представителями интеллигенции, оспаривалось право президента проводить референдум в форме опроса в барангаях. Верховный суд девятью голосами против одного отклонил петиции, найдя вопрос о правах президента «академическим», однако не выказал отношения к вопросу о законности ратификации им конституции, поскольку он в петициях не поднимался.
Более того, суд выразил некоторые сомнения в собственной правомочности, ведь по новой конституции президент получил право назначать и смещать членов Верховного суда. Маркос был удовлетворен этим решением и сказал: «Я считаю ратификацию свершившимся фактом. Новая конституция вступила в силу с санкции народа». В начале апреля Верховный суд официально признал законность новой конституции и, следовательно, чрезвычайных полномочий президента.
Что касается законодательной власти, то уже 4 октября конгрессмены от оппозиционной либеральной партии почтительно заявили о поддержке президента, выразив, правда, весьма робкую надежду, что страна скоро вернется к «полной конституционной демократии». Многие «солоны», торопясь занять места в «новом обществе», проявили себя поборниками всех чрезвычайных мер. Объезжая по поручению президента свои избирательные округа, они доказывали преимущества «новых форм правления» тем же людям, которым ранее доказывали преимущества «неограниченной демократии».
Серьезного сопротивления ждали от сената, этого «поля битвы, на котором выковываются президенты». Сенаторы пострадали больше всего, ибо Маркос разом покончил с их амбициями и лишил шансов попасть в Малаканьянг. Были опасения, что они выступят единым фронтом и, в частности, соберутся на очередную сессию, невзирая на запрет. Близкие к правительству газеты писали о «заговоре сенаторов», а президент предупредил их, что если они вынудят его к действиям, то действия эти будут решительными. 22 января 1973 г. в день, когда должна была открыться сессия старого конгресса, несколько сенаторов пришли в парламент. Они нашли помещение занятым солдатами и, подергав запертые двери кабинетов, разошлись, так ничего и не предприняв.
Если оставить в стороне заговоры, можно сказать, что сопротивление новому порядку было незначительным. Ничто не продемонстрировало эфемерность принесенных из-за океана институтов так ярко, как апатия, с которой были встречены столь радикальные изменения. Исчез парламент, фактически не работает Верховный суд, нет прежней печати, но это мало кого волнует. Некоторые сенаторы, большинство конгрессменов, судьи вовсю стараются доказать свою полезность новому режиму, а печать настолько послушна, что министр информации даже посоветовал ей быть посмелее.
Строго говоря, эти изменения не были неожиданными, и многие (в том числе ряд сенаторов) восприняли их как желанные. Разочарование в существующем государственном строе уже давно заставляло рассматривать установление режима личной власти в качестве одной из реальных возможностей решения важнейших проблем. Показательна в этом смысле статья, опубликованная в «Манила кроникл» еще в декабре 1970 г. Эту газету никак нельзя заподозрить в симпатиях к президенту, ибо именно она задавала тон в кампании против него и справедливо считалась рупором «старой олигархии». В статье под характерным заголовком «Благожелательный диктатор для Филиппин?» говорилось: «Нам на Филиппинах нужен благожелательный диктатор! Такое утверждение может показаться абсурдным свободолюбивым филиппинцам, но некоторые сенаторы из обеих партий считают, что в этом наша последняя надежда на решение жгучих экономических и социальных проблем. Эти сенаторы… с отвращением относятся к нынешнему государственному строю. Они полагают, что президент Маркос, который находится у власти уже пять лет из положенных ему восьми, может оказаться человеком, пригодным для выполнения функций, как они выразились, «благожелательного диктатора»…
Они твердо верят, что многие президенты искренне хотели провести реформы, но руки их были связаны «системой», которая… по их мнению, служит исключительно для защиты и увековечения контроля могущественной элиты над экономикой страны и не способна обеспечить большинству достойные человека условия существования. Они убеждены, что неудача, постигшая прежние программы земельных реформ, объясняется главным образом противодействием этой элиты, использовавшей демократическую систему, чтобы парализовать все усилия правительства по проведению необходимых преобразований».