Чандри вернулась в свой бывший дом, уложила шелковые сари, вынула деньги из шкатулки, взяла украшения, возвращенные ей Ачарией. Ей очень хотелось зайти к Ачарии и поклониться ему напоследок, но этого она делать не стала, а, в надежде захватить утренний автобус на Кундапуру, заторопилась с узлом по лесной тропинке к остановке.
II
А в Париджатапуре на поместительной веранде богатея Манджайи собрались молодые брахмины из нескольких окрестных аграхар. Они пришли репетировать пьесу, тут были и Шрипати, и Ганеша, и Ганганна, и Мандмунатха, и еще много народу. На середине веранды стояла фисгармония, подаренная труппе Наранаппой. Наранаппа всегда приходил на все театральные представления; если бы не он, париджатапурской театральной труппы на свете бы не было. Наранаппа был душой театра — он помогал деньгами, когда молодежи не удавалось достаточно выручить, он заказал им в Шивамоге задники и необходимый реквизит, он советовал, что играть и как играть. У него единственного во всей округе был патефон, а к нему он собрал все пластинки знаменитого Хиранайи. Наранаппа заводил патефон и ставил пластинки для своих молодых друзей. Когда кругом заговорили о Национальном конгрессе, он первым начал ходить в просторной рубахе и шапочке из домоткани, которые Ганди ввел в обиход. Молодежь горевала о его кончине, но вслух об этом говорить никто не решался из страха перед старшими.
Репетиция не ладилась. Актеры закрыли окна и двери, чтоб уличный шум не мешал, закурили покупные сигареты, но не шло дело — и все. Шрипати роли не досталось, он явился просто так-не мог устоять перед соблазном. Актерам прислали поднос горячего риса и большой полный кофейник, они ели, почти не переговариваясь. Все думали о Наранаппе. Около полуночи Нагараджа незаметно подмигнул Ганеше. Ганеша подтолкнул Мандмунатху, игравшего женские роли, а тот — Ганганну. Ганганна потихоньку дернул Шрипати за край дхоти. Когда тайный знак обошел весь круг посвященных, было объявлено, что репетиция закончена. Лишние ушли, тогда Нагараджа запер дверь на задвижку, с важным видом откинул крышку сундука и, напевая развеселую песенку, которую любил Наранаппа, извлек из него две бутылки. Бутылки были уложены в мешок вместе со старательно упакованными стаканами и остатками риса, завернутыми в банановый лист.
— Все готовы? — спросил Нагараджа.
— Готовы!
Они друг за другом тихонько спустились по ступенькам.
— Минуту! — возгласил Мандмунатха, подражая автобусному кондуктору, и ловко опустил в карман нарезанный лимон.
Молодые люди вышли за калитку и отправились на реку. Шрипати посвечивал своим фонариком.
— Ох, Наранаппа! — вздохнул Нагараджа. — Наранаппа, гуру наш! Вот кто мог целую бутылку выпить, а потом час играть на барабане-и ни разу не сбиться!
Теперь можно вообразить, что в мире нет никого, кроме их пятерых и еще звезд в небе, которые будут наблюдать, как с помощью спиртного молодые люди из робких карликов вырастут в могучих гигантов.
Паузы в беседе заполнялись бормотанием реки, убеждавшим друзей в их отъединенности от мира.
Когда алкоголь начал действовать, Шрипати сказал прерывающимся голосом:
— Нет у нас больше друга. Умер.
— Умер, — подтвердил Нагараджа, подбирая рис с листа. — Душа нашей компании. Во всей округеникто так барабаном не владел.
Мандмунатха высосал лимон, но язык его все равно плохо ворочался, и он только повторял:
— Чандри… Чандри… Чандри…
— Чандри! — восторженно подхватил Шрипати. — Кто бы что ни говорил, что бы ни квакали там брахмины, слово даю, на сто миль другую такую не найти — и красавица, и умница, и сердце золотое. Слово даю: нашлась бы вторая Чандри, я б ради нее от касты отказался! Ну и что-проститутка! Эта проститутка такой женой Наранаппе была-лучше не надо!
Теперь разговор пошел о женщинах вообще — знатоки тщательно оценивали и сравнивали достоинства всех низкокастовых женщин округа. Шрипати спокойно слушал — один только Наранаппа знал про Белли, другие и не подозревали ни о чем. Хорошо, что они не знают.
Шрипати принялся раскупоривать вторую бутылку.
— Лучший наш друг умер и лежит без обряда, никто не решается похоронить его по-человечески… А мы сидим тут развлекаемся…
Из глаз Шрипати покатились слезы. Другие тоже захлюпали носами.
— Ну, — спросил Шрипати, — так кто мужчина среди нас?
— Я! — хором отозвалось четыре голоса.
Нагараджа посмотрел на девичье лицо Мандмунатхи.
— А ты-то куда? Ты же у нас девица, ты наша Садарама, Шакунтала наша. — Он изобразил, будто целует Мандмунатху.