Смятенные мысли не воплощались в слова — Пранешачария резко повернулся и молча ушел в дом.
Брахмины продолжали ждать.
Пранешачария ступил в молельню. Привычно возглашая одно за другим имена бога, он следовал течению своих мыслей.
…Если ничего не рассказать, если тайна будет обжигать, как угли, схваченные голыми руками, он больше никогда не сможет взглянуть в лицо богу Марути, не сможет с чистым сердцем ухаживать за беспомощной калекой…
— О боже, вразуми… а вдруг там появилась Чандри! Возьмет и все им выложит?
Он в страхе выскочил на веранду. Брахмины сидели в тех же позах, грифы возвратились на крыши. Ачария закрыл глаза, набрал полную грудь воздуха, но губы его выговорили совсем другое:
— Я в сомнении. Я не смог вымолить у Марути ответ. Я ничего не знаю. Поступайте, как велит вам сердце.
Брахмины разом охнули.
— Да как же это может быть! — воскликнул Гаруда.
Дасачария, днем раньше плотно поевший, сегодня был полон сил.
— Пошли в Каимару, посоветуемся с пандитом Суббанначарией! — предложил он. — Я не к тому это говорю, что он знает, а наш Ачария- нет. Но что-то надо делать! Ну а если и каимарский пандит не поможет-пойдем к самому свами. Сколько же торчать нам в аграхаре не евши, в вонище этой! Заодно и гуру поклонимся. А в тринадцатый день у свами в монастыре должно быть большое моление. Тамошние брахмины и накормят нас. Где лежит покойник, там есть не положено, а в Каимаре почему нельзя? Так как, пошли?
— Пошли! — согласились брахмины.
Лакшман припомнил, что Венкан из Каимары собирался купить у него сотню плетенок и тысячу банановых листьев. Можно прихватить с собой товар.
У Гаруды были дела с гуру.
Пранешачария облегченно вздохнул — с него сняли тяжкий груз.
Довольный, что его послушались, Дасачария заговорил опять:
— У нас дня три уйдет, не меньше, а оставить женщин и детей нам не на кого, так давайте отправим семьи к родне!
Брахмины согласились и с этим.
IV
Дургабхатта до самого дома не переставал ругаться- ну брахмины, ну выродки, такие с собственной вдовой мамашей переспят, ну и попал же он в компанию! С руганью он вывел буйволов, запряг их в повозку, забрал все семейство и покатил в деревню к тестю-подальше от аграхары этой оскверненной! Лакшман упаковал банановые листья и плетенки. Дасачария запасся на дорогу рисом, быстренько помог собраться жене и детям, да еще и безумную Лакшмидевамму снарядил к родне Лакшмана! Но когда брахмины, готовые в путь, зашли за Пранешачарией, выяснилось, что жена его вступила в дни, когда женщина нечиста.
— Я с вами не могу идти, — сказал Ачария. — Не на кого оставить жену.
Брахмины не стали уговаривать его. Повернулись и торопливо зашагали по каимарской дороге, больше не обращая внимания ни на каких грифов.
Дневная жара начала спадать, когда они добрались до Каимары. Брахмины вымылись, повязали чистые обрядовые шнуры, нарисовали на лбах кастовые знаки сандаловой пастой и предстали перед Суббанначарией.
— Прежде всего вам следует принять пищу, — изрек пандит.
Изголодавшиеся брахмины так и набросились на дымящийся рис с круто наперченной подливкой и безостановочно ели до тех пор, пока пища не дошла до Высшего Начала в их желудках.
Ослабевшие, осоловевшие от сытости, брахмины приготовились внимать словам Суббанначарии.
Астрологу Суббанначарии требовалось прежде всего уточнить, в благоприятный ли миг испустил Наранаппа дух или в неблагоприятный, а уж в зависимости от этого решить, какие обряды нужны для похорон. Он вздел на нос очки, разостлал перед собой карты звездного неба и таблицы; закончив расчеты, он бросил горсть морских ракушек и что-то проверил по ним.
— Неблагоприятно, — заключил он.
Неодобрительно покачивая головой, Суббанначария оглядел брахминов и вопросил:
— Как вы можете ждать решения от меня, если сам Пранешачария не знает, что делать?
Дасачария возликовал в душе: значит, есть надобность идти в монастырь, а там большое моление — и брахминов щедро угостят.