Служка убежал, бросив свою корзину.
Пранешачария поспешно налил на ладонь святой воды, запил трапезу, как требовал обряд, и встал.
— Куда же вы? — крикнул вслед ему сосед. — Сейчас сладкий рис подадут!
Он не оглянулся. Выбежал из храма, даже не вымыв руки. Скорей, скорей, подальше от людских глаз!
— Святой человек! — раздался сзади голос Путты.
Пранешачария не остановился, но Путта легко нагнал его.
— Что с вами! Зову-зову, а вы бежите, как будто вам по-большому приспичило. — Путта засмеялся.
Пранешачария придержал шаг и с отвращением посмотрел на перепачканные едой пальцы.
— Ну! Значит, и впрямь схватило, раз вы даже руки не помыли! — удивился Путта. — Со мной тоже так бывало… Пошли за пруд, там и сделаете свои дела.
По дороге к пруду Путта объявил:
— Я, значит, что решил: поеду с вами в Кундапуру. Я раньше не хотел вам говорить: жена забрала детей, и они все уже с месяц у ее родителей живут. Ни разу мне не написала. Надо мне потолковать с ней и увезти их домой. Вы уважаемый человек, вы должны сделать мне доброе дело. Объясните вы моей жене, что к чему, вас она послушается. Вы… Такой вы человек, что я за один день на всю жизнь подружился с вами. И еще хочу сказать, святой человек. Я не болтун. Матерью клянусь, я никому не проболтаюсь, что вы у Падмавати на ночь оставались. А что смеялся я сейчас, так не обижайтесь. Я стою смотрю, как обезьянки пляшут, а тут вы бежите. Ну смешно мне стало. А вообще, за обедом живот схватит, еще не так побежишь. Я подумал, вам приспичило, вот и засмеялся.
Пранешачария спустился к воде и тщательно вымыл руки. Путта стоял поодаль, повернувшись спиной к нему. Когда Пранешачария вернулся, Путта спросил:
— Уже? Так быстро?
— Послушай, Путта…
Пранешачария поднял голову. Долгий вечер летнего дня. Багрянец западного горизонта. Белые птицы длинными чередами возвращаются к гнездам. Внизу у самой кромки воды похлопывает крыльями аист. Подходит время зажигать лампы. Сколько миновало дней с той поры, как зажигали лампы в аграхаре, мычало стадо, пыля с выгона… Коров и телят разбирали по дворам… Доили… Ставили немножко парного молока перед изображениями богов… Дымка заволакивает отчетливые контуры холмов на западе, будто мир растворяется во сне. Быстро меркнут краски, пустеет небо. Летний день сменяется ночью новолуния. Скоро покажется краешек луны, как край серебряной чаши, наклоненной над статуей бога, когда омывают ее освященной водой в начале моления. Долины между холмов заполнит тишина. Пройдет вечернее моление, погаснут факелы у храма, смолкнет ярмарочный шум. Потом застучат барабаны, созывая зрителей на театральное представление.
…Если я прямо сейчас выйду в дорогу, то в полночь буду в аграхаре, далеко от этого мира. Меня встретят глаза перепуганных брахминов, я буду стоять как голый под их взглядами; и я, старейшина аграхары, в полночь стану новым человеком. Может быть, когда языки пламени запляшут вокруг мертвого тела Наранаппы, мне станет чуть полегче? А когда я начну рассказывать о том, что произошло со мной, в моих словах не должно быть ни грусти, ни раскаяния. Иначе мне не избавиться от раздвоенности, не отыскать единства в противоречиях. И нужно будет найти Махабалу. Я скажу ему: только то, что мы лепим в себе своей собственной свободной волей, принадлежит бесспорно нам. Еще я спрошу у него: если это так, то неужели в тебе больше не осталось стремления к совершенствованию?..
«Южный ветер летит с гор, поросших сандалом, и под лаской его чуть трепещет листва», — снова запело в его душе, и она переполнилась нежностью.
Пранешачария положил руку на плечо Путты и слегка привлек его к себе.
— Что я собирался тебе сказать?
— Ачария! — Путта не помнил себя от радости. — Ачария, когда я встретил вас, вы так сурово отвечали мне, что я думал, нам никогда не сдружиться!
— Послушай меня, Путта. Ты знаешь, почему я так выбежал из храма? Мне нужно сию минуту отправляться в Дурвасапуру.
— Как можно, Ачария? Вас же Падмавати там ожидает! Она уже, наверно, постель помягче постелила, курительные палочки зажгла, в волосы цветы воткнула. Что я ей скажу, если вернусь без вас? Я понимаю, срочные дела, но можно ведь переночевать здесь, а все остальное — завтра. Падмавати меня проклянет, если один приду!
Путта так тянул Пранешачарию за собой, что Пранешачария испугался: он не уверен в твердости решения, он может дрогнуть, поддаться. Нужно поскорей отделаться от Путты.