Приехав в Красноярск, первым делом я позвонил отцу Никиты, который не без труда согласился со мной встретиться. Моего друга похоронили в тот же день что и Настю. Я внезапно понял, что хочу сходить на его могилу как можно скорее. Хочу в последний раз увидеть его.
-Это я, Алик.- ответил я в домофон маме Никиты.
В двери меня встретил Пётр Андреевич и пригласил на кухню. Чувство вины обострилось сейчас как никогда.
-Здравствуйте, Светлана Альбертовна.- тихо отозвался я, посмотрев на заплаканную женщину
-Здравствуй, Алик.- ответила мне Светлана Альбертовна.
-Чай, кофе?- предложил мне Пётр Андреевич.
-Нет, ничего.- ответил я, сжав кулаки.- Я хочу попросить у вас прощения.
-Мы тебя не виним, Алик.- ответил мужчина.
В эту секунду мать Никиты заплакала и вышла из комнаты на балкон. По всей видимости, в случившемся она винит именно меня, хоть и не хочет признаваться в этом. Я беззвучно проводил Светлану Альбертовну взглядом и обернулся в сторону Петра Андреевича:
-Это я виноват…
-Прекрати, кто виноват, так это только мы.- махнув рукой, сказал отец Никиты.
-Я хотел бы съездить на могилу… к Никите. Если Вы не против.
-Конечно, нет. Ты его лучший друг, и я уверен, он бы поступил точно так же.- сказал отец Никиты. На минуту на кухню опустилась звенящая тишина, после чего Петр Андреевич встал со стула и решительно пошел в прихожую.
-Я тебя отвезу.
-Можно прямо сейчас?- неуверенно спросил я у него.
-Да, прямо сейчас, я и сам хочу ещё раз увидеть… сына…
Одев в прихожей куртку, Пётр Андреевич отвернулся от меня, вытирая слезы со своего лица. Он прошёл на балкон к своей жене сказать, что отвезёт меня на кладбище. Светлана Альбертовна, молча, кивнула мужу головой и, оставшись на балконе, даже не вышла со мной попрощаться.
Всю дорогу мы молчали, и только приехав на кладбище, Пётр Андреевич заговорил:
-Это единственный наш сын, ради него мы со Светой жили на этой земле. Я бы хотел, чтобы ты приходил к нам.
После этих слов мое чувство вины перед родителями Никиты обострилось еще сильней. Я не смог и слова сказать в ответ - просто кивнул, взглянув в красные глаза Петра Андреевича.
Мы вышли из машины, и отец Никиты повел меня по проторенным тропикам мимо бесчисленных разноцветных металлических оградок. Почти в каждой растет дерево или кустарник, от чего кажется что мы находимся в лесу. Здесь как нигде во всю чувствуется холодное дыхание осени.
-Вот, пришли. Здравствуй, сын.- внезапно сказал отец Никиты, остановившись возле свежей могилы.
На ней много больших и красивых венков. Пётр Андреевич присел на низкую деревянную скамейку, облокотился на высокий квадратный стол и начал плакать. Что-то говорить в этот момент совсем не хочется.
Я присел на корточки возле могилы и посмотрел на фотографию Никиты. В ту же секунду вспомнились события на скале: как мой друг летит прямо в пропасть, протягивая мне руку. Эта картина, кажется, навсегда поселилась у меня в памяти.
-Прости меня.- шёпотом произнес я, положив руку на черный мраморный памятник.
Молча просидев минут десять, отец Никиты неожиданно поднялся со скамейки.
-Ну, все. Не будем его тревожить, пусть отдыхает.- кинув последний взгляд, произнес Петр Андреевич.
Беззвучно согласившись, я встал с корточек и пошел за мужчиной. Мы сели в машину, и так же молча, доехали до моего дома. Отец Никиты припарковался возле подъезда и заглушил мотор.
-Мне жаль, что тоже самое случилось с Настей.- неожиданно сказал Пётр Андреевич.
-Да…
-Ты потерял сестру, я сына. Именно по эту я прошу тебя…
Я сразу понял, о чем он хочет сказать.
-Конечно.
В машине снова воцарилась тишина. Я посмотрел на мужчину, который больше не походил на успешного человека – огромные мешки под глазами, взъерошенные волосы и мятая рубашка. Его нынешний внешний вид говорит о том, что все сейчас ушло на второй план.
-Алик, не забывай нас. Мы всегда будем рады тебя видеть в нашем доме.- продолжил Петр Андреевич.
-Спасибо Вам. Мне очень жаль.- ответил я мужчине.
Пётр Андреевич протянул мне свою руку, я пожал её и вышел из машины.
Зайдя домой, я положил сумку с вещами в прихожей и пошёл в комнату. Такое странное ощущение посетило меня – всё здесь как будто чужое и более не имело смысла. За окном по-прежнему шумно ездят трамваи. Родной дом стал таким не родным.
Я подошел к полке с перевёрнутыми фоторамками. Подняв одну из них, я увидел свою сестру – она улыбается мне, но это всего лишь кусок картона. Поставив рамку так, что бы сестра всегда мне улыбалась, я взял в руки соседнюю, в виде сердца. На ней увидел Анну. Кажется, что вместе с сестрой и другом ушла и моя любовь к ней. Я положил рамку фотографией вниз и отошёл от полки, сев на диван.
Тишина опутала всю квартиру. Вечерняя темнота заглядывала в открытые окна. Внезапно в прихожей, что-то с грохотом упало, нарушив безмятежный покой. Осторожно пройдя к источнику шума, на полу я увидел сумку. По всей видимости, это я небрежно поставил её, и она скатилась со стула. Взяв сумку с собой, я прошёл на кухню. Медленно начал разбирать ее содержимое.
Кровь сестры на моих джинсах, кажется, присохла намертво. Рука сама потянулась в карманы брюк. В одном из них я вдруг обнаружил покрытую пятнами крови визитку того странного мужчины из кофейни: «Артур Фролов, ОСА»… Взглянув на визитку еще раз, я отложил джинсы в сторону.
В сумке под ними лежала красная толстовка. От крови она стала еще ярче, и я положил её вместе с джинсами. Дойдя почти до дна, я с удивлением обнаружил аккуратно сложенные сосновые ветки. Как странно, подумал я, доставая колючие ветки со дна сумки. Наверное, их положила Анна.
Наконец добравшись до самого дна, я нащупал книгу – тот самый сборник сказок Ганса Христиана Андерсена. Не помню, чтобы я его сюда клал. Анна… В кармане неожиданно завибрировал мой мобильный телефон. Оказалось, это сообщение от Гены: «Поминки прошли хорошо, дом я закрыл, ключ положил куда ты и сказал. Пашка со мной, мы едем в Москву». Я ответил на смс и положил телефон на кухонный стол, рядом с окровавленной визиткой.
Отложив все вещи в сторону, я встал со стула и бесцельно побрел в ванную. Пора бы побриться, подумал я, смотря в круглое зеркало, висевшее над раковиной. Я включил воду. В кране оказалась только холодная – сезон отключения горячей можно считать открытым.
Намылив лицо пеной для бритья, я взял станок и начал медленно водить им по месячной щетине. В отражении зеркала на меня смотрели опухшие от слез красные глаза. Сине-зелёные мешки под глазами особенно «выигрышно» смотрелись на фоне моей белой коже.
К горлу внезапно подошёл неприятный комок – словно ненависть и обида всего мира соединились воедино, и засели у меня в груди. По щекам медленно потекли слезы, перерастая в неконтролируемую истерику. Я сел на край ванны, и трясущимися руками попытался удержать, старательно выскальзывавший бритвенный станок. Секунду спустя он упал, разлетевшись на несколько частей. Как те мечты и надежды, что были у меня когда-то.
Остро заточенное лезвие, отлетевшее от бритвенного станка, ярко поблескивал на каменном полу ванной комнаты.
Глава десятая
Посвящение
Два года спустя
-Догони её, Алик!
-Не уйдет!
-Она отрывается…
-Арти, не волнуйся.- с ухмылкой произнес я.
-Я просил не называть меня так!- зло крикнул Артур.
-Прости.
Я улыбнулся бегущему возле меня Артуру, который изо всех сил пытался не отставать. На оживлённой манежной площади сегодня проходит какой-то митинг – сотни людей заполонили всё собой.
Сбив дыхание, я остановился. Рыжеволосой нигде не видно. Внимательно осматривая большую площадь, сплошь усеянную людьми, я вдруг осознал, что сейчас не самое удачное время для поисков. Секунду спустя я вдруг заметил блеснувшую на солнце копну рыжих густых волос.