лекарственных проявлений ведет к диагностическим выводам научной медицины, делает
научную медицину возможной.
В 1790 г. Ганеман предпринял свой прославленный опыт с хиной. С тех пор и до 1839 г.,
то есть в течение примерно пятидесяти лет, он провел опыты с девяносто девятью лекарствами
и оставил записи своих наблюдений их действия на тело человека. Эти записи,
опубликованные в его трудах «Fragmenta de Vinbus Medicamentorum Positivis», «Materia Medica
Рига» и «Хронические болезни», являются крупнейшим, самым тщательным и плодотворным
исследованием лекарственных воздействий, из всех когда-либо выполненных одним
исследователем, до или после Ганемана, во всех анналах истории медицины.
Ганеман, по всем параметрам, был безупречным экспериментатором. Он принимал четыре
драхмы хины дважды в день. Он испытывал пароксизмы озноба и жара. В своей врачебной
практике он встречался с подобными пароксизмами озноба и жара. Он излечивал их при
помощи хины, Перуанской коры. С тех пор уже невозможно было утверждать, что Перуанская
кора излечивает пароксизмы озноба и жара потому, что является горьким или вяжущим
лекарством. Отчетливо проявился истинный вывод. Перуанская кора излечивает пароксизмы
озноба и жара потому, что Перуанская кора вызывает пароксизмы озноба и жара. Стала
очевидной необходимость методичного обнаружения лекарственных свойств фармакологических
средств. Тот, кто утверждает, что Ганеману следовало экспериментировать не на себе, а на
собаках, кошках, крысах или мышах, еще не знаком с научной логикой. Заболевание
проявляется не только чувственно воспринимаемыми объективными признаками, но и
сообщаемыми субъективными симптомами. Может ли проводящий эксперименты человек
записать субъективные ощущения собак, кошек, крыс или мышей, когда ни собаки, ни кошки, ни
крысы, ни мыши не в состоянии сообщить ему своих субъективных ощущений? Нет двух людей,
абсолютно сходных между собой в здоровье и болезни. Неужели собаки, кошки, крысы или
мыши больше похожи на людей, чем сами люди друг на друга?
Экспериментатор-рутинер, или так называемый экспериментатор, ставит опыты так, как
будто они являются самоцелью. Вот причина, по которой оказываются бесплодными многие
общественные и частные опытные лаборатории. Экспериментатор экспериментирует, но не знает,
почему он экспериментирует. Нравственным оправданием может быть то, что он
экспериментирует потому, что получает за это деньги, но где же научное оправдание? У Га
нема на было научное оправдание его экспериментов. Вот причина, по которой его
эксперименты не были бесплодными.
Опыты ставятся или с целью наблюдения для последующей индукции, или с целью
подтверждения индуктивных умозаключений. Экспериментирование — это анализ, дедукция,
аналитическая дедукция. Мы делаем дедуктивные умозаключения о свойствах объектов
природы, людей, лекарств по контрасту с другими свойствами. Мы наблюдаем различия.
Наблюдение заключается в сравнении, взвешивании, оценке различий. Мы сравниваем
по соответствию. Мы классифицируем по схожести. Классификация — это синтез, индукция,
синтетическая индукция. Мы классифицируем и осознаем для последующих рефлексии,
обдумывания, оценки. Мы подыскиваем необходимые формулировки. Мы формулируем гипотезы
для последующей проверки. Мы проверяем при помощи экспериментирования, аналитической
дедукции, сформулированные научные выводы, результаты научной индукции.
Ганеман экспериментировал ради наблюдений. Он постиг на себе самом, что
симптоматические эффекты Перуанской коры подобны симптоматическим эффектам
перемежающейся лихорадки, которые он устранял у других людей при помощи Перуанской
коры. Кто может утверждать, что хина, принятая здоровым человеком, не вызовет признаков,
объективных симптомов и ощущений, субъективных симптомов, подобных таковым при
перемежающейся лихорадке? Ганеман выявил различия между состоянием здоровья, когда он не
принимал лекарства, и болезненным состоянием, когда он принимал лекарство. Он не был
бесплодным
наблюдателем. Восприятие
привело
к
пониманию. Ганеман
осознал
симптоматическое сродство лекарств тканям, подобие симптомов лекарств и тканей как
закономерность, существенно важную для лекарственного лечения заболеваний, излечимых при