Восхитительное описание Тёкэя сообщает нам об одном важном моменте в классическом японском стихосложении. Рэнга, как групповая игра, возлагала на участников строгие правила соблюдения протокола и этикета. Основной смысл, основное наслаждение игрой – именно в этом чувстве соучастия, соучастия и с другими людьми, и с самой традицией. Насколько мы можем судить по сочинениям, соперничество было вторичным, а если и первичным, то только постольку, поскольку поэт мог уловить традиционные предписания.
Чувство традиции было не менее необходимо и при написании прародительницы рэнга, танка (5–7–5–7–7). Мы приведем три примера.
В седьмом месяце 1183 г., спасаясь от наступающей с востока огромной армии Минамото, клан Тайра покинул столицу и бежал на запад, взяв с собой ребенка-императора Антоку (1178–1185) и оставив после себя пылающий город. Однако один из главнокомандующих войсками Тайра, Таданори (1144–1184) повернул обратно, чтобы нанести прощальный визит своему учителю поэзии, Фудзивара-но Сюндзэю (1114–1204). Согласно «Хэйкэ моногатари», войдя в комнату Сюндзэя, он сказал:
Долгие годы вы, учитель, благосклонно вели меня по пути поэзии, и я всегда считал ее самым важным. Однако последние несколько лет в Киото – волнения, страна разорвана на части, и вот беда коснулась и нашего дома. Поэтому, никоим образом не пренебрегая обучением, я не имел возможности все время приходить к вам. Его величество покинули столицу. Наш клан погибает.
Я слышал, готовится собрание поэзии, и думал, что, если вы проявили бы снисходительность ко мне и включили в него одно мое стихотворение, это было бы величайшей честью всей моей жизни. Но вскоре мир обратился в хаос, и когда я узнал, что работа приостановлена, то очень огорчился. Когда страна успокоится, вам суждено продолжить составление императорского собрания. Если в том свитке, что я принес вам, вы найдете что-нибудь достойное и соблаговолите включить в собрание одно стихотворение, я возрадуюсь в своей могиле и оберегу вас в отдаленном будущем.
Когда он уезжал, он взял с собой свиток, на котором было записано более ста стихов из тех, что он составил за многие годы и которые, он думал, достаточно хороши. Теперь он достал его из-под доспехов и почтительно передал Сюндзэю.
Сюндзэй, лучший знаток поэзии своего времени, во втором месяце того же года действительно получил от удалившегося от дел императора Госиракава указание составить седьмую императорскую антологию японской поэзии. Далее в «Хэйкэ» говорится, что он включил в «Сэндзай сю», антологию, которую он закончил, когда в стране наступил мир, одно стихотворение Таданори, правда, как произведение «неизвестного поэта», ибо Таданори, к тому времени уже погибший, считался врагом императорского дома. Что же это было за стихотворение? Описание жизни воина? Смятения могущественного клана, от которого вдруг отвернулась судьба? Страданий людей, вовлеченных в войну? Нет. Оно гласило:
В 667 г. император Тэндзи (626–671) перенес столицу страны в Оцу, Сига, на западном берегу озера Бива, но через год после его смерти она была оставлена. Ко времени Сюндзэя Сига уже давно стала ута-макура, «поэтическим именем», и стихотворение, составленное на заданную тему «Цветы в родном городе», достаточно типично: в нем сочетаются ностальгия по брошенной столице и красота вечных цветов вишни. Можно с уверенностью утверждать, что ни один из ста с лишним стихов, столь тщательно собранных Таданори, не выходил за пределы тем и языка, считавшихся приличествующими для придворной поэзии[2].
Другое стихотворение принадлежит Хосокава Фудзитака. Оно, возможно, было его прощальным посланием миру:
Фудзитака написал это в 1600 г., когда его замок был окружен превосходящими силами врага. Он послал стихотворение к императорскому двору вместе со сведениями, которые он знал о «тайном смысле» первой императорской антологии японской поэзии «Кокинсю», составленной в начале X в. К тому времени уже твердо укрепилась традиция передачи определенных толкований непонятных слов и фраз, и никто не знал их лучше Фудзитака, хотя он и был воином. Император Гоёдзэй (1571–1617), известный своей ученостью, опечалился, узнав, что такой знаток древней поэзии может погибнуть; он попытался спасти Фудзитака, что ему в конце концов удалось, ибо поначалу Фудзитака отказывался пойти на недостойную воина сдачу в плен.
Стихотворение, хоть и написанное при чрезвычайных обстоятельствах, лишено и намека на военную тематику или на предположение, что оно создано самураем, пойманным в ловушку. Наоборот, оно явно перекликается с «Кокинсю», первая фраза инисиэ мо има мо указывает на название антологии, ибо кокин – это синифицированная форма инисиэ, «древние времена», а има – «сегодня». Вторая же часть стихотворения прямо соответствует первому предложению предисловия к антологии: «Семена японской поэзии взрастают в человеческом сердце, она обретает форму в бесчисленных листьях-словах».
2
Некоторые тексты «Хэйкэ» приписывают Таданори еще одно стихотворение неизвестного автора в «Сэндзай сю»; если к ним добавить его стихи в более поздних антологиях, где они подписаны его именем, то окажется, что в императорские собрания вошло десять (или одиннадцать) его стихотворений – весьма значительное количество. В «Хэйкэ» приводится еще одно стихотворение Таданори, которое, по преданию, нашли в его шлеме после того, как он был обезглавлен. В «Сэндзай» также есть четыре стихотворения трех других неизвестных авторов, принадлежавших к клану Тайра.