Тут началось самое трагическое массовое самоубийство в истории самураев. Мать императора бросилась в море вслед за ними, но ее выловил один из самураев Минамото, подцепив за волосы боевыми вилами. Жена Сигэхира тоже собиралась броситься в воду, но стрела пригвоздила край ее одежды к борту судна, заставив выронить шкатулку, которую она несла. Оказалось, что в ней находилось священное зеркало, одна из императорских регалий. Священный меч уже бросили в море. Тайра Норимори и Цунэмори тем временем привязали к своим доспехам по тяжелому якорю и бросились в море, взявшись за руки. Так же поступили другие члены семьи – Сукэмори, Аримори и Юкимори. Однако Мунэмори, слабый духом, стоял в нерешительности, пока один самурай, которому подобное поведение вождя показалось отвратительным, не столкнул его в воду. Мунэмори оказался хорошим пловцом и продержался на воде до тех пор, пока Минамото не взяли его в плен. Его мать высказалась по поводу его трусости, прежде чем броситься в воду с юным императором. Она якобы сказала даже, что Мунэмори – сын вовсе не прославленного Киёмори, а торговца зонтиками, который согласился отдать его в обмен на новорожденную девочку. Последним в тот день покончил с собой Тайра Томомори. Он бросился в море, облачившись в два комплекта доспехов.
О скорбный вид! Алые знамена, алые стяги, брошенные, изорванные, плавали в море, как багряные кленовые листья, что устилают воды реки Тацута, сорванные порывами бури. Алым цветом окрасились белопенные волны, набегающие на берег. Опустевшие судна, потерявшие кормчих, гонимые ветром, увлекаемые течением, качались на волнах и уносились в неведомые морские дали...
Сражение при Дан-но-ура закончилось полным уничтожением клана Тайра. Едва ли кто из упомянутых здесь членов этого рода уцелел в этом бою, и после Дан-но-ура имя Тайра исчезает со страниц японской истории. Ни одна из побед в истории самураев не была столь полной, как эта. Сами масштабы побоища, жертвой которого стал целый клан, отвели ему достойное место в многообразном мире японских рассказов о призраках. Массовая гибель стольких людей не могла не произвести впечатления и на местных жителей. В течение многих столетий моряки боялись заходить в воды Дан-но-ура, опасаясь встречи с неугомонными призраками Тайра, обреченными бродить среди волн. Фантазия крестьян рисовала целые призрачные армии, выходившие из моря с бездонными черпаками, которыми они пытались очистить его от вековой скверны. Существует известная легенда о крабах хэйкэ, в панцирях которых заключены души мертвых самураев (при избытке воображения действительно можно разглядеть в их панцирях очертание человеческого лица).
Война Гэмпэй подошла к концу, и Минамото Ёритомо, «властитель Камакура», стал реальным правителем Японии. Меры, которые он принял для укрепления своего положения, сильно отличались от методов Тайра и Фудзивара. Ёритомо решил править из Камакура, и в 1192 г. принял титул сэйи-тай – сёгуна. Титул сёгуна, или «главнокомандующего, покоряющего варваров», был до тех пор временным – император его давал военачальнику, которому поручалось подавить какой-нибудь мятеж. Ёритомо превратил этот временный титул в постоянный – данное ему новым императором поручение исполнялось до 4 января 1868 года! Таким образом Ёритомо установил наследственную военную диктатуру, которая навеки должна была принадлежать роду Минамото, получившую название сёгунат, или бакуфу – последнее слово происходит от маку, больших полотен, которые окружают ставку полководца на поле боя. Сёгунат стал правительством самураев, состоявшим из самураев и действовавшим в интересах самураев. Институт императорской власти был сохранен, но вся реальная политическая власть перешла в руки самураев, единственной силы, которая осталась в стране. Они и стали настоящими победителями в войне Гэмпэй.
Что касается величайших из самураев, то их награда была невелика. Зависть и подозрительность привели к тому, что Ёритомо стал преследовать Ёсицунэ. Собственного брата, человека, который помог ему достичь столь высокого положения, он объявил вне закона. После Дан-но-ура за Ёсицунэ в течение четырех лет охотились по всей Японии, как за диким зверем. С горсткой верных соратников, включая неизменного Бэнкэя, он ухитрялся уходить от шпионов брата и преследовавших его армий. Эти приключения превратили Ёсицунэ в мифологическую фигуру, вдохновлявшую многие поколения художников и драматургов. Путешествуя по морю, он встречал призраки Тайра, а один случай, когда он едва сумел уйти от преследователей, достоин особого упоминания, поскольку иллюстрирует характер взаимоотношений между самураем и его слугой.
Ёритомо устроил несколько застав на дорогах, чтобы найти Ёсицунэ, который, как ему сообщили, странствовал в облике ямабуси (бродячего буддийского монаха). Когда Ёсицунэ и его люди дошли до одной из этих застав, Бэнкэй сумел убедить стражников, что они действительно ямабуси, и даже собрал пожертвования на восстановление Тодайдзи. Они уже собирались пройти через заставу, когда одному бдительному стражу показалось, что он узнал Ёсицунэ, и он приказал им остановиться. С удивительным присутствием духа Бэнкэй повернулся и ударил Ёсицунэ посохом, велев ему поторапливаться и не задерживать их в пути. И стражник пропустил их, поверив, что они настоящие монахи, ибо ни один слуга не дерзнул бы ударить своего господина.
Скитания Ёсицунэ закончились на берегу Коромогава, на севере Хонсю, где он и его соратники приготовились сразиться с армией сёгуна. Их вскоре разбили, и Бэнкэй остался, чтобы задержать врага и дать Ёсицунэ удалиться и совершить харакири. Бэнкэй стоял с нагината в руках, и так страшен был его вид, что никто не решался приблизиться к нему, пока один самурай не промчался мимо него на коне. Поднятый им вихрь коснулся Бэнкэя, тот упал, и лишь тогда самураи сёгуна поняли, что он был уже некоторое время мертв. Ёсицунэ между тем совершил харакири или, как считали некоторые, бежал на материк, где присоединился к монголам и принял имя Чингис-хана. С этого момента легенда превращается в чистую фантастику; несомненно лишь то, что Ёсицунэ остается архетипичным японским героем, одиноким странствующим рыцарем, чей конец трагичен и в чьих встречах с призраками и героями мы видим последние отблески героического мифа. С этого момента самураи, при всей их легендарной храбрости, твердо становятся обеими ногами на землю.