В течение последующих шести лет никаких заслуг ни перед той, ни перед другой стороной за семейством Сибуя не числилось. То было трудное время для их могущественных соседей, Симадзу, и Сибуя, похоже, выжидали, как станут развиваться события, если могучие Симадзу будут повержены, а с ними проиграно и дело Северного Двора в этой части Японии.
В 1358 г. принц написал Сибуя Сигэоки, подтверждая получение просьбы о поддержке, которая, вероятно, пришла к нему несколькими месяцами ранее. Однако 1362 год застал Сигэоки вновь на стороне северной фракции – на этот раз он оказывал помощь Симадзу в кампании против Идзуми. Следующий документ – последняя запись о его участии в военных действиях. Он подписан уже вторым сёгуном Асикага – Такаудзи скончался от рака в 1358 г.:
«Недавно было доложено, что со второго месяца прошлого года вы верой и правдой служили нам во время войны в провинции Сацума. Это было прекрасно. Посему приказываем, чтобы вы и в дальнейшем продолжали столь же усердно нести службу с оружием в руках.
24 сентября 1362 г.
Сибуя Сигэкацу тем временем отправился в гости в Павильон Белой Яшмы (если использовать прекрасную японскую метафору для смерти), передав дела семьи Ирики в руки своего сына и наследника Сигэкадо. В 1364 к Сигэкадо обратился Южный Двор и пообещал награду за услуги, которые Сигэкадо стал оказывать, в то время как его сын Сигэёри присоединился к сторонникам Северного Двора.
В 1365 г. Сигэёри в награду за свою верную службу получил благодарственное письмо от представителя сёгуна. Через год он перешел на другую сторону и получил аналогичное письмо от представителя принца.
К 1371 г. популярность Южного Двора на Кюсю так встревожила сёгуна, что туда был назначен новый, более способный представитель, Имагава Рё-сун. Он был одновременно и военным и дипломатом; прибыв на Кюсю, он стал вербовать сторонников. Ирики Сибуя между декабрем 1372 г. и мартом 1373 г. получили от него три призыва к оружию с обещанием, что их владения не будут затронуты, а в случае особых заслуг с их стороны – даже расширены. Ирики тем не менее остались верны (если это слово еще можно употребить) делу Южного Двора и уже доблестно сражались на стороне противников Имагава, когда первый из этих призывов до них дошел. 24 июля 1372 г. Сибуя Сигэкадо повел самураев Ирики вместе с отрядами, представлявшими ветви Кэто, Того и Таки, против крепости Минэ, которую удерживал для Симадзу Ямада Тадафуса. Осаждавшие сперва были отброшены, Сигэкадо спустился в ров, и когда он выбирался из него с противоположной стороны, его шлем был расколот брошенным со стены камнем. Он упал в ров и погиб. Вдохновленные его героической гибелью Сибуя атаковали снова, захватив и крепость и голову вражеского командира. Они двинулись дальше и осадили Икарияма, крепость, под которой отец Сигэкадо потерпел неудачу в 1339 г. Симадзу Удзихиса поспешил к крепости, чтобы снять осаду, и при приближении новой армии Симадзу Сибуя благоразумно удалились, избежав таким образом стычки между двумя кланами.
Героизм Сибуя Сигэкадо не остался без награды, поскольку принц Канэнага написал Сигэёри:
Его Императорское Высочество слышали, что ваш отец погиб в сражении под крепостью Минэ в Сацума, и отозвались о нем с похвалой. Вы будете вознаграждены. Так по приказу переданы его слова.
11 января 1373 г.
Несмотря на обещания принца, Сибуя Сигэёри вновь переметнулся в другой лагерь в 1375 г., но к тому времени такие понятия, как Южный и Северный Двор, уже потеряли всякий смысл. Симадзу всегда в душе были верны сёгуну, но недолюбливали его представителя, и это привело к ряду измен среди них. Что до Сибуя, то основным мотивом при выборе союзников для них было нежелание служить вместе с Симадзу. Так что чью бы сторону ни выбирали Симадзу, Сибуя немедленно переходили на противоположную.
В декабре 1375 г. представитель сёгуната признал заслуги Сибуя Сигэёри, а два года спустя Сибуя сражались за сёгуна против Симадзу. К концу 1385 г. Сибуя еще продолжали вести военные действия против Симадзу – формально в интересах сёгуната, однако истинная причина войны к тому времени уже была забыта. Принц Канэнага умер в 1383 г., и наконец 16 декабря 1392 г. Южный Двор безоговорочно капитулировал. Император Юга, Го-Камэяма, отрекся и передал императорские регалии императору Севера Го-Комацу. На этом прекратился раскол, разделявший страну на протяжении пятидесяти шести лет.
Упадок самурайских идеалов во время войны между дворами выразился в практически полном отказе от старых формальностей при поединке, как-то: провозглашение родословной и вызов достойного соперника. В «золотой век предательства» всякий был достойным противником, а анонимная стрела заменяла торжественный вызов. Если принять за точку отсчета опыт клана Сибуя, верность Кусуноки Масасигэ предстает почти уникальным явлением. Возникает вопрос, были ли самураи того времени в массе своей вообще способны на верность кому бы то ни было, не говоря уже об императоре?
Глава VII
Век войн
От бедствий, постигших принцев, спустимся теперь к самым низам социальной лестницы. До сих пор японский крестьянин почти не упоминался в нашей истории, но, как только на смену XIV пришел XV век, именно это презренное сословие потребовало нашего внимания в первую очередь. Вся жизнь крестьянина-земледельца проходила на фоне постоянной войны, в которой он принимал мало участия. По мере того как в период борьбы Северного и Южного Дворов война становилась занятием все более и более профессиональным, сама идея «самурая-земледельца» отошла в прошлое. Самурай, по крайней мере самурай высокого ранга, только воевал, а крестьянин низкого ранга только возделывал землю. Между этими двумя крайностями была широкая и размытая прослойка мелких землевладельцев, которым, когда они не участвовали в походах, приходилось самим обрабатывать свои земли из чисто экономической необходимости. Более зажиточные крестьяне вполне могли быть богаче живших по-соседству дзи – самураев, как назывались эти мелкие землевладельцы, и они не прочь были взяться за оружие. В то время статус самурая не был строго регламентирован, и возможности продвижения вверх по социальной лестнице были у каждого, кто имел достаточно воли и способностей, чтобы их использовать.
Положение японского крестьянина в какой-то мере было довольно любопытным. В отличие от его собрата в Европе того времени бесконечные, казалось бы, войны, оставлявшие полосы опустошения поперек его рисовых полей, очень мало его затрагивали. Прежде всего, поскольку все это были гражданские войны, армии не представляли для него непосредственной угрозы. Гражданское население редко подвергалось грабежу и насилию, а если ветхую крестьянскую хижину случайно сжигали, ее нетрудно было восстановить. Единственную опасность – в случае, когда урожай затаптывали или крали – представлял голод. Сам по себе крестьянин мало что значил для самурая, гордо проезжавшего мимо, чтобы поучаствовать в очередном бессмысленном сражении. Если крестьянин чего и боялся, то не бедствий войны, а мора, голода и сборщиков налогов, которые в период правления Асикага, как известно, забирали до 70% того, что он производил.
В начале XV века гусеница зашевелилась в своем коконе. До этого японская история никаких крестьянских восстаний не знала, и вдруг люди, в течение многих столетий бывшие кроткими как овечки, словно полностью переменились. Благодаря организаторским способностям дзи-самураев народное возмущение получило выражение в создании союзов взаимной защиты – икки. Очень скоро икки попытались донести свои скорби и требования до средоточия власти, как это прежде делали монахи-воины, и последовал целый ряд «крестьян-ских восстаний».