Любопытным продолжением этой истории является то, что сто лет спустя один из потомков Гонгоро вспомнил и упомянул этот самый эпизод. Когда Кадзивара Кагэтоки, не менее славный самурай, вступил в бой в сражении при Ити-но-тани в 1184 г., он, согласно «Хэйкэ моногатари», так объявил о себе врагу: «Я Кадзивара Кагэмаса Кагэтоки, в пятом поколении потомок Гонгоро Кагэмаса из Камакура, прославленный воин из восточной страны, и я один равен тысяче! В возрасте шестнадцати лет при осаде Сэмбуку Канэдзава в Дэва он был в авангарде Хатиман-таро Ёсииэ, и стрела пробила его шлем и вонзилась в левый глаз. Он не дрогнув вырвал эту стрелу, поразил насмерть ранившего его стрелка и прославился воин-ской доблестью в грядущих веках». Любопытно, что в этом пересказе враг убит уже той же самой стрелой, которая ранила Гонгоро.
Осада Канэдзава затянулась, и даже самураи Минамото стали просить Ёсииэ отступить. Он отказался и приказал им сжечь деревянные хижины, где они укрывались от холода, поскольку утром Канэдзава будет принадлежать им. В последней отчаянной атаке Минамото действительно одержали победу, и коллекция Ёсииэ пополнилась множеством голов.
К несчастью для Ёсииэ, императорское правительство еще до начала кампании отказало ему в просьбе официально наделить его полномочиями сёгуна. Поскольку он предпринял эту кампанию по собственной инициативе и на собственные средства, награды ему не полагалось. В гневе Ёсииэ швырнул головы в канаву и сам роздал награды своим самураям. Это было необходимо, ибо в те времена верность до самой смерти была крепко связана с материальной заинтересованностью.
Двор таким образом продемонстрировал твердый контроль над распределением военных полномочий. Если бы Ёсииэ рассматривался как военачальник, подавляющий мятеж, он обязательно должен был бы действовать по поручению правительства. Вторая трехлетняя война носила характер частной стычки между Минамото и Киёвара, и вручение награды победителю в такой частной войне могло бы стать очень опасным прецедентом.
В подавлении многих других мятежей участвовали Тайра, еще один самурайский род. К услугам Тайра прибегали в основном на юге и на западе Японии, в то время как Минамото сосредоточили свои усилия на севере и на востоке. Тайра прославились главным образом как усмирители пиратов вдоль побережья Внутреннего моря и на берегах Кюсю. Таким образом они обезопасили морские пути для торговли с Китаем. Как клан Минамото был связан с храмом Хатимана в Цуругаока, так и Тайра патронировали святилище Ицукусима на Миядзима, прелестном острове во Внутреннем море, в 12 милях от Хиросимы. Тайра сделали Ицукусима своим родовым святилищем, заботились о нем и осыпали дарами.
К началу XII в., таким образом, в Японии выделилось три сильных клана: Фудзивара, державшие бразды правления и контролировавшие генофонд императорской фамилии, покорители мятежников Минамото и усмирители пиратов Тайра. Была, кроме того, еще одна растущая военная сила, которую мы сейчас рассмотрим.
С того времени как столицу перенесли из Нара в Киото, возникла вражда между старыми храмами Нара и недавно основанными на горе Хиэй монастырями Энрякудзи и Миидэра. В августе 963 г. по приказу императора во дворце состоялся религиозный диспут, на котором обсуждались некоторые принципы веры и куда из монастырей Нара и с горы Хиэй были приглашены двадцать монахов. Диспут оказался бесплодным и послужил поводом к дальнейшим раздорам. Не было мира и внутри самих монастырей. В 968 г. монахи Тодайдзи даже подрались со своими соседями из Кофукудзи из-за спорного участка земли. В 981 г. неудачный выбор настоятеля Энрякудзи привел к тому, что монахи этого монастыря разделились на две партии и даже пытались убить одного из претендентов на этот пост.
В изменчивой политической ситуации растущие богатства храмов становились заманчивой приманкой для самурайских вождей, готовых на время забыть о религии. Существовала также угроза со стороны правительственных сборщиков налогов, которые гораздо смелее действовали на подлежащих налогообложению монастырских землях, чем в «дарованных» владениях самураев. Вследствие этого монастыри горы Хиэй сочли необходимым содержать собственную армию, чтобы защищать свои права и привилегии и противостоять любым посягательствам со стороны. Монастырь Кофукудзи вынужден был последовать за ними, когда монахи Энрякудзи напали на святилище Гион в Киото, которое подчинялось Кофукудзи. Вскоре вокруг большинства великих монастырей в Киото и Нара собрались тысячи вооруженных людей, и в течение двух последующих столетий их выступления тревожили суеверных придворных и устрашали рядовых жителей Киото.
Сохэй (монахи-воины), как они себя называли, представляли собой значительную силу. В искусстве войны они не уступали формирующемуся сословию самураев. Чтобы увеличить численность своих армий, монастыри намеренно убеждали людей принять монашество ради того лишь, чтобы обучить их военному делу. Этими рекрутами оказывались чаще всего беглые крестьяне или мелкие преступники, они же в основном и сражались за монастыри. Служение богам по традиции было делом благородных, однако многие священнослужители высокого ранга – гакусё (ученые монахи) с готовностью вступали в бой, если возникала такая необходимость. В Киото главным источником причиняемых монахами беспокойств была гора Хиэй, поэтому там они получили имя ямабуси (воины горы). Выбор названия был не совсем удачным, поскольку существовала (и по сей день существует) секта бродячих монахов ямабуси, что значит «спящие в горах» (на письме знаки различаются), и это привело к большой путанице.
Два иллюстрированных свитка изображают монахов-воинов во всех деталях. Первый из них – «Тэнгу дзоси». Здесь монахи изображены в своих широких тяжелых рясах с закрывающими лицо капюшонами. Их верхняя одежда была окрашена в черный или желтый цвета, иногда она подкрашивалась маслом клевера, что придавало ей светло-коричневый оттенок, иногда ее оставляли просто белой. На ногах монахи носили сандалии или гэта (деревянные башмаки). Другие свитки изображают более воинственно настроенных монахов. Многие из них натянули рясы поверх доспехов, которые, судя по форме кусадзури (набедренников), представляют собой не ёрои, а простые домару пехотинцев. Некоторые облачены в ёрои и хатимаки – нечто вроде тюрбанов вместо обычных капюшонов. Свиток «Касуга гонгэн рэйкэнки» изображает сохэй Кофукудзи, защищающих свой храм. Многие из защитников, которые, как мы можем предположить, все являются монахами, предпочли своим монашеским одеяниям более практичные доспехи. Необычную фигуру в этой группе представляет стоящий за деревом воин в повязке на лице с прорезью для глаз – несомненно, для того, чтобы сохранить инкогнито. Традиционным оружием монахов были нанигата, о которых мы уже говорили. Вариант, который использовали в то время, назывался собудзукири нанигата: его клинок достигал в длину более метра. В бою его использовали как рубящее оружие, и он наносил страшные раны.
Другим оружием монахов был страх перед богами, представителями которых они себя считали. У каждого монаха были четки, и он всегда готов был «велеть своим бусинам» обрушить проклятие на голову того, кто его обидит. Это особенно действовало на придворных, жизнь которых была подчинена строгим требованиям религии и которые верили в предсказания. Гора Хиэй была их священным стражем, несмотря на то, что этот дом божий давно уже превратился в логово разбойников. Вероятно, из каждых пяти монахов-воинов четверо даже не проходили обряда посвящения по всей форме, ограничившись символическим бритьем головы.