Вместе с гарнизоном, уже стоявшим в Корее, численность высадившихся японских войск составляла 149 000 человек: пять дивизий с Кюсю, две с Сикоку и две, Мори и Укита, с Хонсю. Может показаться странным, что второй экспедиции вообще удалось высадиться; дело, однако, в том, что корейский флот был уже не тем, что в 1592 г. Даже доблестный адмирал Ли Сунсин не смог устоять против махинаций своих коллег, и его сместил с должности коварный Вон-Гюн, который сам занял пост главнокомандующего. Японцы без труда разбили Вон-Гюна, когда столкнулись с его флотом у острова Кочжедо в августе 1597 г. Корейский наместник провинции вызвал Вон-Гюна и велел его выпороть. Но это лишь побудило того искать утешения в пьянстве, и другим командирам не удавалось заставить его хоть что - нибудь предпринять. Он сошел на берег, где, сидя под сосной, пьяный, затуманенным взором смотрел на уничтожение корейского флота. Заметив отсутствие адмирала Ли, японцы атаковали с большим рвением, беря на абордаж каждое корейское судно, с которым сближались. Набэсима Кацусигэ, семнадцатилетний самурай, сын одного из товарищей по оружию Като Киёмаса, писал, что картина уничтожения такого множества корейских судов превосходила "даже любование цветением вишни в Ёсино". Было потоплено сто шестьдесят корейских кораблей, и вторая армия вторжения высадилась в Корее с той же легкостью, что и первая в 1592 г.
Для Като Киёмаса высадка в Корее была оправданием его мнения, что такой вариант, как мирные переговоры, вообще не следует рассматривать. Но ему пришлось отказаться от стремительного наступления на север, поскольку китайцы уже послали свою армию в южную Корею, и против одного из ее подразделений Като Киёмаса первым делом и направил свои силы. Китайцы засели в хорошо укрепленном городке Намвон, окруженном каменной стеной четырех или более метров высотой. Когда один из его командиров перехватил колонну, шедшую на помощь гарнизону, Като повел свою армию на Намвон и осадил город. Кониси, который командовал флотом, подошел к берегу и высадил подкрепления в устье реки Сем, на которой стоит Намвон.
Приготовления к обороне были сделаны по всем правилам китайской военной науки. По стенам поставили высокие башни, а сухой ров шириной в сто метров был усеян обрубками стволов с торчащими вверх сучьями. После нескольких отчаянных стычек японцы захватили ров, а затем применили одну из тех военных уловок, которые так превосходно удавались Като Киёмаса. Множество людей было послано на рисовые поля, которые крестьяне засеяли в надежде на мир. Срезав зеленые сочные стебли, они связали огромное количество снопов, приготовили штурмовые лестницы и стали ждать ночи. В темноте, в полной тишине, они подошли к той части стены, которая возвышалась на 7 метров и потому плохо охранялась, и стали возводить платформу из снопов. К тому времени, когда их уловка открылась, платформа была уже достаточно высокой, а когда поднялась тревога и аркебузиры начали обстреливать стены, снопы стали наваливать с бешеной скоростью, и куча рисовых стеблей, прочных и огнеупорных, дошла до уровня верха. Сотни самураев ворвались в крепость и перебили весь гарнизон. В первый раз японцы получили возможность исполнить приказ Хидэёси, изданный перед их отправкой в Корею, что командирам следует представлять наглядные доказательства, как они выполняют свой долг. Они соответственно бросились отсекать головы у павших защитников, число которых достигло 3 726. Головы офицеров и носы рядовых солдат засыпали солью и известью и в бочках отправили Хидэёси.
Японцы двинулись на Сеул, но уже в дороге они узнали новость, которая привела их в ужас - адмирал Ли Сунсин вернулся! Вскоре коммуникации были вновь нарушены - как раз тогда, когда они уже были всего в семнадцати милях от Сеула. Их продвижение замедлилось. Была уже середина октября, и поскольку приближалась суровая корейская зима, командиры решили отойти под прикрытие укрепленных лагерей на юге и возобновить наступление весной. Когда они подошли к крепостям, тут же был отдан приказ дополнительно укрепить их, поскольку один из китайских полководцев решил как можно скорее закончить войну, предприняв массированную атаку на японские позиции и сбросив японцев в море. Полководец Ян Хо воздвиг алтарь, в присутствии своих воинов принес жертвы, чтобы умилостивить духов Неба и Земли, и помолился за победу над захватчиками. Затем он проверил наличие необходимых припасов и отдал приказ начать общее наступление на Ульсан, известный японцам как Урусан, самый восточный из всех японских фортов. Это укрепление удерживала дивизия Като Киёмаса, оно имело прочные внешние и внутренние стены, а своей южной стороной форт выходил к морю. Военные операции, которые до того охватывали обширные территории, теперь сосредоточились в одной точке, в тридцати пяти милях от Пусана. Армия союзников, подкрепленная 40 000 китайских солдат, подошла, чтобы приступить к осаде, но слишком поздно, чтобы перехватить Асано Юкинага, который успел пройти в крепость со своими людьми.
В начале января 1598 г. китайская армия неожиданно начала штурм замка. Небольшой отряд, очевидно в качестве отвлекающего маневра, попытался взобраться на стену, но был отбит аркебузным огнем и отступил. Увидев это, японцы непредусмотрительно открыли ворота и бросились преследовать врага, думая, что это всего лишь корейцы. Отойдя на некоторое расстояние, они обнаружили, что их окружила 80-тысячная китайская армия. Только немногим участникам вылазки удалось с боем прорваться назад к стенам крепости. Они понесли большие потери, что сократило гарнизон до 5 000 человек.
На следующий день в китайском лагере вновь затрубили раковины войны, и осажденных оглушили вопли осаждающих, которые в полном составе бросились на приступ. Несколько атак было отбито, но китайцам удалось проделать брешь в стене, и гарнизону пришлось отступить во внутренние укрепления. На следующее утро японцы были разбужены дождем стрел, и сражение возобновилось. Несмотря на сильный холод, самураи так вспотели, что пот замерзал на их доспехах. Взобравшись на гору трупов своих соотечественников, китайцы пытались проломить ворота, а японцы продолжали обстреливать их со стен из мушкетов. В феврале китайцы вновь были отбиты, а часовые соскребали иней со шлемов. Некоторые японские самураи заметили, что их наплечники продолжают соскальзывать, несмотря на то, что их постоянно подгоняли. Дело в том, что их плоть исхудала настолько, что стали видны кости, а ноги стали тонкими, как стебли бамбука. Один воин, сняв шлем и маску, обнаружил лицо столь исхудавшее и сморщенное, что, казалось, он стал похож на одного из тех голодных демонов из потустороннего мира, которых так часто изображали в храмах на его родине.
К концу февраля китайский командующий, который до того рассматривал штурм крепости Урусан как дело незначительное, попытался начать переговоры. Японцы отклонили все предложения и воспользовались коротким перерывом, чтобы разжечь костры из сломанных стрел и насладиться обедом из горячей конины, срезанной с трупов их лошадей. Следующий день был тихим, но очень холодным, и многие истощенные самураи, которые уселись погреться на солнечной стороне башен, были затем найдены замерзшими насмерть. К голоду прибавилась пытка жаждой. Поскольку в крепости не было воды, японцы делали ночные вылазки и приносили воду из горных расщелин, но теперь осаждавшие воспрепятствовали этому. Солдаты, сражавшиеся днем, ночью выбирались наружу и лизали раны павших и даже втайне ели сырое мясо, срезанное с трупов китайцев. Они жевали бумагу, ставили ловушки на мышей и ели их; пренебрегая стрелами часовых, обыскивали одежду убитых врагов в поисках случайного зернышка сушеного риса. Однажды ночью китайцам удалось за-хватить сто человек из гарнизона, бродивших подобно призракам среди трупов павших. Блокада была полной, и каждый день голод и холод собирали свой урожай.