Многое в кюдо, по японским понятиям, выходило за рамки человеческого разума и не было доступно пониманию. Считалось, что стрелку в этом полумистическом искусстве принадлежала лишь второстепенная роль, роль посредника и исполнителя «идеи», при которой выстрел осуществлялся в некоторой степени без его участия. Действия стрелка здесь имеют двуединый характер: он стреляет и попадает в цель как бы сам, но, с другой стороны, это обусловлено не его волей и желанием, а влиянием сверхъестественных сил. Стреляет «оно», т. е. «дух» или «сам Будда». Самурай не должен был думать в процессе стрельбы ни о цели, ни о попадании в нее — только «оно» хочет стрелять, «оно» стреляет, и «оно» попадает, говорили идеологи кюдо. В луке и стрелах стреляющий мог видеть лишь «путь и средства» для того, чтобы стать причастным к «великому учению» стрельбы из лука. В соответствии с этим кюдо рассматривалось не как «техническое», а как абсолютно «духовное» действо [152, с. 43; 169, с. 4]. В этом тезисе и заложено глубокое религиозное содержание стрельбы, являющейся одновременно искусством метода дзэн-буддизма. Цель стрельбы из лука — «соединение с божеством», при котором человек становился «действенным Буддой» [152, с. 43].
Во время выстрела воин должен был обладать совершенным спокойствием, достигавшимся посредством медитации. «Все приходит после достижения полного спокойствия», — говорили японские мастера стрельбы из лука [152, с. 43]. В дзэновском смысле это значило, что стреляющий погружал себя в беспредметный, несуществующий мир, стремясь к сатори. Просветление, по японским представлениям, означало здесь одновременно «бытие в небытии, или положительное небытие». Только уйдя в состояние «вне себя», при котором самурай отказывался от всех мыслей и желаний, производилась «связь с небытием», из которого стрелок «возвращался снова в бытие» лишь после отлета стрелы к цели. Таким образом, единственным средством, ведущим к просветлению, являлись в данном случае лук и стрела, что делало бесполезными, по толкованиям идеологов кюдо, в данном случае всякие усилия человека в работе над самим собой без этих двух элементов.
В начальной стадии сосредоточения стрелок концентрировал внимание на дыхании, имевшем в кюдо большее значение; чем в других видах военных искусств, затем оно регулировалось уже скорее бессознательно [152, с. 44; 141, с. 197]. Принцип постановки дыхания в кюдо был таким же, как и в кэндо, сумо и других видах борьбы с оружием или без него. Для того чтобы уравновесить дыхание, воин, сидя со скрещенными ногами, принимал положение, при котором верхняя часть туловища держалась прямо и расслабленно, как во время медитации дзэн.
После предварительной подготовки начиналась собственно стрельба. Если она производилась по классическому церемониалу (дзярай или сярэй), который сохранился почти в неизменном состоянии со времен средневековья и до наших дней, то самурай был одет в древнеяпонскую одежду так же, как и его оруженосцы, находившиеся по обе стороны от него.
Стрельба имела четыре стадии: приветствие, подготовка к прицеливанию, прицеливание, пуск стрелы — и могла производиться из положений стоя, с колена и верхом на коне [175, с. 144–145].
Получив от оруженосца стрелу и лук, буси вставал со своего места и, преисполненный собственного достоинства, принимал положение для стрельбы на исходном рубеже. Благодаря спокойному дыханию самурай достигал состояния «спокойствия духа и тела» (додзукури), после чего приготавливался к выстрелу (югумаэ). Стрелок поворачивался левым плечом к цели, держа лук в левой руке. Ноги он расставлял на расстояние, равное длине стрелы (асибуми), стрелу клал на тетиву и удерживал на ней пальцами, а сам тем временем, полностью расслабив мускулы рук и груди, поднимал лук над головой (ути-окоси), для того чтобы натянуть его в этом положении (хикитори). Дыхание в этот момент производилось не полной грудью, а животом, что позволяло пребывать грудной мускулатуре и рукам в расслабленном состоянии. После момента, предшествующего непосредственному пуску стрелы (кай), производился выстрел (ханарэ). В это время физические и психические силы самурая были сконцентрированы, по японским понятиям, на «великой цели» (дзансин), т. е. на стремлении соединиться с божеством, но ни в коем случае не на мишени и желании попасть в цель [152, с. 45]. Произведя выстрел, стрелок опускал лук и возвращался на прежнее место.