Читая донесение, я представлял себе сидевшего в бархатном кресле старика. В конце концов он все же одолел христиан, как Нерон апостолов. Но все равно мы победим в битве за человеческие души. Ему, видимо, не было известно, что, несмотря на жестокие преследования, японские верующие продолжали укрывать более сорока миссионеров. А те, в свою очередь, зная, что их ждет неминуемая гибель, были преисполнены желания отдать свою жизнь ради этой страны, вытянувшейся в море наподобие ящерицы.
Они шли тем же путем, что и Господь. В мире, где правил первосвященник Каиафа, Господа предали и в конце концов распяли на кресте. Но Он все же одержал победу в битве за души людей. Я тоже не признаю поражения.
Господи, укажи мне наконец, что я должен свершить.
Господи, да свершится воля Твоя.
Акапулько. В сверкающей бухте стоит галеон, на котором мы отправимся в Манилу. Мысы замыкают бухту с двух сторон, островки в бухте поросли оливами. Здесь теплее, чем в Мехико, расположенном на высокогорье.
Японцев поселили в казарме, они целыми днями спят как убитые. Все время спят и даже на улицу не выходят, точно изнурительное путешествие совершенно лишило их сил. Вокруг казармы тишина.
И лишь резкие крики птиц, доносящиеся из бухты, временами нарушают ее.
Отплытие ожидается через месяц. Мы снова поплывем по Великому океану, будем бороться с волнами, сносить штормы и, если будет на то воля Господня, в начале весны достигнем Манилы. Я останусь там, а японцы подыщут корабль и вернутся на родину. Расставшись с ними, я, исполняя наказ дяди и отцов ордена, буду жить в белокаменном монастыре с хорошо ухоженными цветочными клумбами…
Господи, укажи, что я должен свершить?
Господи, да свершится воля Твоя.
Глава X
Его разбудили до рассвета. Перед глазами, еще затуманенными сном, возникло лицо Ёдзо. Слуга улыбался, как заботливая мать, склонившаяся над ребенком, но Самурай сразу же понял – он хочет что-то сказать.
Самурай вскочил, точно подброшенный пружиной, и стал расталкивать спавшего рядом Ниси.
– Рикудзэн!.. – В это слово он вложил все свои чувства.
Японцы опрометью выскочили на палубу. Море было залито солнцем, и спокойная гладь казалась оранжевой. Вблизи виднелся знакомый остров. За ним в розоватом тумане высились горы, густо поросшие знакомыми деревьями. В знакомой бухте стояли небольшие суденышки.
Они долго молча разглядывали остров, бухту, суденышки.
Почему-то никто не радовался. И даже не плакал. Так долго ждали этой минуты, а теперь смотрели на родной пейзаж будто во сне. Во время путешествия они много раз видели его в своих снах.
Марсовой-китаец, указывая на остров, что-то кричал. Может быть, сообщал о прибытии. Или объяснял, что это Цукиноура.
Все будто онемели. Они задумчиво смотрели на медленно плывущий перед их глазами родной пейзаж, не в силах справиться с нахлынувшими чувствами. Волны с шумом бились о борт корабля и рассыпались брызгами, сверкающими как осколки стекла. Птицы, точно оторвавшиеся от ветки листья, порхали, почти касаясь гребней волн.
В эту минуту в памяти Самурая из множества воспоминаний возникло одно – день отплытия. Тогда тоже скрипели мачты, волны ударяли о борт корабля, птицы, как и сейчас, кружили над самым судном, и тогда он тоже неотрывно смотрел на море, где клыками вздымались гребни волн, и думал о том, что он вручает себя неведомой судьбе.
Действительно, судьба была неведома ему, но теперь уже конец, он вернулся. Почему же вместо радости в его душе лишь опустошенность и усталость? Он повидал так много, что теперь ему казалось, он не видел ничего. Он испытал так много, что ему казалось, он не испытал ничего.
– Чиновники! – раздался громкий крик. Из глубины бухты вышло небольшое судно, на котором развевался флаг с княжеским гербом. Стоя под флагом, низкорослый чиновник внимательно смотрел на их джонку. За судном следовало две лодки. Чиновник, козырьком приставив руку ко лбу, долго рассматривал японцев, которые тоже внимательно смотрели на него. Между кораблем и судном начались переговоры, и наконец чиновник разрешил сойти на берег.
Глазам прибывших, разместившихся в лодках, во всю ширь открывалась бухта Цукиноура. На мысе, далеко вдающемся в море, стояли полуразвалившиеся дома, крытые соломой. За ними виднелись небольшие красные ворота синтоистского храма с ярко-красным флагом. По дороге бежали дети. Да, это была Япония, японский пейзаж.
Вернулись!..
Только сейчас Самурай впервые почувствовал разрывающую сердце радость. Он невольно посмотрел на Ниси. Посмотрел на Ёдзо, Итискэ, Дайскэ.
– Японский… берег… – запинаясь произнес Ниси. Когда они ступили на берег, заваленный морскими водорослями, набежала легкая волна, достигнув их ног. Наслаждаясь этим ощущением, они долго стояли в воде, закрыв глаза. Чиновники, выйдя из конторы, подозрительно смотрели на них. Вдруг один из них что-то закричал и побежал к ним; песок летел у него из-под ног.
– Вернулись?! – Он схватил Самурая и Ниси за руки, долго не отпускал. – Вернулись?!
Чиновникам ничего не было известно об их возвращении. Письмо, которое они послали с Лусона, где им пришлось прожить больше года из-за того, что не было попутного судна, не достигло Японии. И теперь чиновники, пораженные их неожиданным возвращением, не знали, что делать.
Царила тишина, так не похожая на оживленную суету в день отплытия. Самурая, Ниси и их слуг встречали лишь эти чиновники, наблюдавшие издалека дети да волны, с грустным журчанием накатывавшие на берег. Самурай смотрел на море, где тогда покачивался на волнах похожий на крепость огромный корабль, на борт которого им предстояло подняться. А сейчас, насколько хватал глаз, простиралось спокойное море и не было видно никаких кораблей. Он вспоминал, как по берегу бегали носильщики, в бухте сновали тяжело груженные лодки. Теперь ничего этого не было.
В сопровождении чиновников они направились в храм, где ночевали в день отплытия. В храме с тех пор ничего не изменилось. Настоятель провел их в отведенную им комнату – увидев порыжевшие от солнца циновки, Самурай вдруг подумал о Танаке. На этих же циновках тогда спали Танака, Мацуки и он с Ниси. Теперь здесь нет Танаки и Мацуки. Могила Танаки в Веракрусе. В Японию вернулись лишь его волосы и ногти.
В их комнате постоянно толпились люди – чиновники заходили, выходили, снова возвращались. Отдохнуть было невозможно. Гонец, которого отправили известить Совет старейшин об их прибытии, уже выехал из Цукиноуры. Самурай и Ниси были готовы к тому, чтобы на другой же день после получения указаний Совета старейшин отправиться в замок.