Уже в полной темноте, на ощупь, он полез вперёд, всё больше ощущая холод и мокроту стен. На стенах ощущалась влага, а вместе с ней и волнующее тепло земли. Его толстый зад всё время застревал между ледяными наростами. Вскоре на него закапало сверху. Он зажёг спичку. Капали сосульки, длинные и острые. Наконец-то лёд кончился, и пошёл мокрый камень вперемешку с грязью. Телогрейка полностью промокла, а голова гудела от постоянных тычков. Неожиданно он наткнулся на стену. Дальше ползти было некуда. Покрутившись в полной темноте, он задрал голову. Сначала он подумал, что ему померещилось, и что он увидел ночное небо. Он глубоко вздохнул и почувствовал поток тёплого воздуха, идущего сверху. Узкий колодец выходил на поверхность. Где-то над головой, в нескольких метрах, уже светили звёзды.
Цепляясь ободранными руками за корни деревьев и проскальзывая коленями по мокрой каменной крошке, он полез наверх. Земля кусками обваливалась со стен и сыпалась за шиворот. Толька ругался и с каждым движением всё быстрее лез кверху, испытывая невыносимое желание выбраться из этой мышеловки. Впервые в жизни он почувствовал, как легко и приятно жить на земле. Поблагодарив бога, что не родился червяком, он вылез из узкого прохода, о котором раньше не знал, и поднялся на ноги. После беспросветной тьмы ночное небо показалось ему слепящим солнечным днём. Осмотревшись по сторонам, он увидел в полсотне метров слабый костерок. Рядом сидел сгорбленный японец и что-то мастерил. Толька смачно харкнул и, вытирая грязные ладони о штаны, пошёл на свет.
Утамаро сидел у костра и вязал верёвку. Для этого он приспособил одеяло, предварительно порезав его на длинные полосы. Неожиданно увидев Тольку, он вздрогнул.
– Далёко собрался? Искатель подземных сокровищ, – с иронией и нескрываемой злобой произнес Толька. – Меня искать не надо. – Он подошёл вплотную к растерявшемуся японцу и, ухватив его грязной лапой за воротник, притянул к себе. – Я там, как крот слепой, под землёй ползаю, от страха чуть в штаны не наложил. А ты у огонька греешься?
Утамаро смотрел, не моргая и не пытаясь вырваться из Толькиных лап. Увидев под ногами свой факел, с которым он спускался в пещеру, Толька разжал руку и взял один конец верёвки. За него был привязан тремя узлами небольшой, размерами чуть больше гильзы, карманный фонарик.
– А я уже похоронил было тебя, – не скрывая облегчения и радости, сказал Толька и рванул тонкие ленты верёвки. Его вдруг прорвало диким смехом.
– Ты бы лучше что-нибудь сварил! Жрать хочу, как волк. Да и сам оголодал, поди. – Толька стянул с себя разорванную телогрейку и бросил на бревно. – Продрог в этой дыре, как собака. Хуже, чем зимой. – Он придвинул рюкзак и стал в нём рыться. – Давай хоть консерву съедим.
Пока Толька вскрывал ножом банку, вышкрябывал её содержимое в котелок, заливая остатками из фляги, Утамаро стоял в стороне и, не скрывая улыбки, наблюдал за тем, как по-свойски, уже забыв о передрягах, его спутник управляется с делом.
Через несколько минут костёр уже горел веселее, а в котелке бурлила нехитрая снедь. Утамаро сидел в сторонке и смотрел на звёзды. Его сухая фигура бесшумно покачивалась в ночной тишине, подчиняясь какому-то только ему понятному ритму. От костра исходило приятное тепло. Потрескивали сухие дрова, и в тёмное небо поднимались маленькие искорки. Толька молча смотрел на угли и тоже молчал. В голову ползли самые разные мысли. День был прожит, и пережитые события в виде цветных картинок мелькали у Тольки перед глазами, но всё это уже не волновало его так сильно, как запах из котелка. Он думал о всяких тварях, ползающих в траве и летающих над ним. О том, что скоро наступит осень и не будет комаров. Они волновали Тольку куда больше, чем все пещеры, вместе взятые. Он вытянул в блаженстве босые ноги и зевнул. Было ради чего жить. Он почесал растрёпанную голову и вздохнул.
– Что за жизнь! Не успеешь тёплым летом нарадоваться, а уже зима не за горами, – размышлял Толька вслух. – Да и какая радость от тепла? Гнус один да жара. А всё чего-то ждёшь, – тоскливо бурчал он, не глядя на собеседника, мотая седой головой, вокруг которой кружила мошкара.
– Вот ты, Утамаро (словно очнувшись, японец вздрогнул и едва заметно улыбнулся), за каким лешим тебя понесло из дома. Комаров, что ли, кормить? Не верю я в романтику, о которой пишут писаки. А ближе к осени мокрец пойдёт. До смерти заест. А клещ! Да сколь всего. А мы живём. И не хрена нам не делается. – Толька горестно посмотрел на мир, который окружал его, и опять тяжело вздохнул. – Присоединяйся, чшо ли? – Он подтянул ближе котёл и полез за ложкой. – Заправиться надо как следует. Весь день не жрамши. До утра-то, паря, далеко.