Толька наклонил голову, чтобы лучше разобрать надписи на красном и белом.
…– Здесь… Настоящему русскому. И… Утамаро-сан дал вам прозвище за время знакомства.
Толька сделал глупое лицо и открыл рот.
– Какое же?
– Седой медведь.
– Лучше сивый кабан.
Все, кто слышал, дружно расхохотались, а Толька громче других.
– А ну-ка, дай погляжу. Чего вы тут накалякали. – Он долго всматривался в непонятные знаки, потом поднял голову и подошёл к японцу, указывая пальцем на один из знаков. – Каво вот эта буква обозначает? – спросил он.
– Кора-вэ нихякунэн-ни вататтэ вага сидзоку-но сэймэй-но дзи, 11 – гордо пояснил японец. Он дождался, пока его перевели, и пошёл к машине.
Толька озадаченно чесал затылок, шаря по сторонам глазами. Казалось, он пропустил мимо ушей последние слова переводчика. Он ещё раз глянул на буквы, что-то нарисовал пальцем в воздухе и, приоткрыв форточку, крикнул, да так громко, что у всех, кто находился в комнате заложило уши.
– Надежда! Поди скорей! Бросай свои помидоры и иди сюда.
Толькина жена и знать не знала, что происходит у её дома, и копошилась в огородных грядках за домом.
– Тебе надо, ты и иди. Трутень! – послышалось из огорода.
Пока Толька разбирался со своей половиной, среди гостей царило неловкое молчание.
Прибежав с огорода, Толькина жена вскрикнула и ещё больше набросилась на мужа. Это была крепкая, всё ещё привлекательная и улыбчивая женщина. Не обращая внимания на гостей, она отчитывала его по всем правилам.
– И молчал! А я, как дура, в земле ковыряюсь! Сразу не мог сказать, что гости у нас, – она вытерла полотенцем влажные руки, и убежал приводить себя в порядок.
– Откуда я знаю, про какую тетрадку ты говоришь! И где она может лежать. Может, где в кладовой. Мне её никто не давал. Ты же её у отца брал. Вот и вспоминай, куда сунул.
Появившись вновь, причёсанная и принаряженная, она наградила всех красивой улыбкой, одновременно извиняясь за свой вид. – Вы уж не сердитесь на него. Всю жизнь с этим дураком мучаюсь. Он же мне как в наказание… Тетрадка-то была. Японская. Может, в кладовке где. После ремонта всё ж туда валили, – обратилась она к мужу. Но Толька уже хозяйничал где-то в кладовке. Там что-то падало и гремело, слышалась его несносная брань. – Ну где же она! Я же видел её. Вот, недавно, – ревел Толька.
Через минуту он вышел очень довольный, неся в руке небольшой плоский футляр красного цвета.
– Во! – Толька протянул его японцу, довольно потирая о штаны руки. – У бати позаимствовал. Говорит, где-то в тайге нашёл. Уже лет двадцать валяется в доме. Детвора её всё таскала. Хорошо, не пропала.
Приняв предмет, японец вдруг преобразился. Глаза его стали круглыми. Он стал что-то очень быстро говорить, глядя поочерёдно то на Тольку, то на футляр. Повертев его в руках, он вытащил из него тетрадь, на вид очень старую, с обтрёпанными краями. Полистав страницы, он подошёл к Тольке. По его лицу было видно, что он очень взволнован.
– Доко-дэ мицукэта даро. Корэ-о, 12– спросил он, глядя Тольке в глаза.
– Батя в тайге нашёл, – пробурчал Толька, пожимая плечами и догадавшись о смысле вопроса. – А где, хрен его знает. Он ещё кое-чего нашёл, – нерешительно сказал Толька, выискивая глазами жену… – Чего я сразу не догадался, зачем ты в тайгу полез! – осенило его. Отец говорил, что всё это он в пещере нашёл.
Всё, что говорил Толька, сразу же переводили.
– Корэ-ва боку-но о-тосан-но дзаккитё,13 – тихо, но не скрывая своего удивления сказал японец, перебирая в руках Толькину тетрадь. Глаза его блестели от накатившей влаги и излучали не поддельную радость. – О-тосан,14 – повторял он одно и то же слово, и оно не требовало перевода. Он долго говорил сам с собой, осматривая и прощупывая каждый уголок тетради.
Все вдруг возбуждённо заговорили. Сам Толька в это время хлопнул дверью, направившись через огород к сараям, что стояли в самом его конце. Наградив пинком зазевавшуюся свинью, лениво ходившую по загону, он пролез в низенькую дверь курятника; из дырки тут же полетели перепуганные куры. Покрывая своё хозяйство трёхэтажным матом, Толька вылез, держа в руках какой-то длинный предмет. Оставив свёрток в прихожей, он подошёл к японцу и тихо сказал:
– Хорошо бы без свидетелей, дело щекотливое. Мне ещё показать кое-что надо.
Он взял за рукав Мандруса, вывел его бесцеремонно во двор и закрыл дверь на крючок.
В доме он снова усадил гостя на табурет и развернул свёрток. В руках у него было самое настоящее ружьё. Он передёрнул затвор и щёлкнул курком.