другие заботы навалились. Шинджи был зол. Он был в бешенстве: еще бы, не наш остров напал, а на нас напали самым подлым образом. Стоит ли говорить, что последующие дни мы тренировались еще яростней, и на французском мосту нас было не меньше пяти человек каждый день. Зря, конечно, он так. Бедные французы тоже остались без бойцов, нападать не спешили, изо всех силенок пригоняя на мост равное с нашими количество ребят. Даже девчонок. Они боялись, это было очевидно. Я же никак не мог забыть два меча Сатоши, и тот его бой. Поэтому, когда он очнулся и начал понемногу ходить, я первым делом пристал к нему с просьбой научить меня. Наверное, наш диалог выглядел забавно. - Сатоши? - Нани? ("что?" - япон.) - спросил он, оборачиваясь и иронично приподнимая бровь. Ого! Я ожидал гораздо более грубого ответа. Пожалуй, можно и поговорить. По крайней мере, попытаться. Моих познаний в японском явно не хватит объяснить, что я от него хочу. Поэтому я принял решение, которое на тот момент казалось мне единственно верным: потянулся к мечам за его спиной, с которыми он не расставался, даже будучи больным. Надо было видеть его глаза! Они прямо вспыхнули яростью, он перехватил мою руку и сильно вывернул. Из моих глаз сразу же покатились слезы: простой рефлекс, но до чего обидно! Сатоши продолжал выкручивать, пока не раздался мой крик. Тогда он отпустил мое запястье, и я рухнул на колени, кусая губы от боли. Неужели сломал? Нет, он был по-настоящему ценным бойцом: руки он мне не сломал, но урок я хорошо запомнил. Правда, то, что случилось потом, напрочь выбило меня из колеи. Он присел рядом со мной на корточки и приподнял мое лицо за подбородок. Потом что-то сказал. Я абсолютно его не понял, но тот говорил он долго и нравоучительно. Поняв, что мне не ясно ни слова из сказанного, он вздохнул и стал разговаривать со мной жестами. Он положил между нами два своих меча. Я покосился на оружие, но руки не протянул - уж больно агрессивно реагировал на подобные действия Сатоши. - Ситива икимасан! ("Нельзя!" - япон.) - произнес он, облизнув кончик пальца и дотрагиваясь им поочередно до каждого меча. Я следил за ним с нарастающим интересом, потому что понял, что у японцев этот жест выражает что-то особенное. Наверное, Сатоши хотел показать мне, что это его неприкосновенное оружие. Я замотал головой, показывая, что ни в коей мере не покушаюсь на его мечи. Он улыбнулся и показал пальцем: "1". Почему-то я очень хорошо его понимал. Это - первое правило, или первый урок. Я был уверен, что Сатоши понял, чего я хочу. И готов был учиться. Сатоши поднялся на ноги, и я последовал его примеру. Он с усмешкой указал на мой меч, болтавшийся на перевязи на бедре. Внезапно стало стыдно. Его мечи были перемотаны специальным ремнем, аккуратно сплетены в единое целое и всегда прочно фиксированы на спине. Мой собственный, болтающийся, показался мне очень жалким, как и я сам. Я пожал плечами и виновато улыбнулся. В конце концов, какая разница, как я отношусь к оружию, и как оно там у меня хранится... главное, уметь им пользоваться. К тому же я был зол на Сатоши: ему жизнь спасли, а он вот так... Я усмехнулся и вытащил свой меч. Пока вытаскивал, заметил, что тот замотался в небрежно закрепленном ремне, и у меня не сразу получилось его достать. Сатоши наблюдал за мной внимательно, с полуулыбкой, и когда я, наконец, распутал свое оружие, молниеносным движением достал один из своих смертоносных мечей. У него это вышло быстро, за доли секунды, и тут же его стальной меч перерубил мой деревянный напополам. Только щепки полетели. Я вздрогнул и замер, с ужасом смотря на остатки своего меча. Как же я теперь буду?.. Не уверен, что Шинджи придет в восторг от необходимости выдать мне новое оружие. Со злостью посмотрел на ухмыляющегося Сатоши и со всей дури кинулся на него с кулаками. Мне стало безразлично, ранит ли он меня, я был зол и поражен несправедливостью: спас его, выпрашивал у этого противного Сережки мазь, а он... он лишил меня главного на этих островах - оружия. К чести Сатоши, он не стал меня резать своим самурайским мечом, а отбросил его в сторону и просто схватил меня за запястья, удерживая на месте. Несколько секунд - глаза в глаза. В его - спокойствие, даже умиротворение и ни капли злости и ярости, в моих же - злоба и обида. Я попытался вырваться, но безрезультатно, конечно. Против лома нет приема, как говорится. Ага... Окромя другого лома. Нет, клянусь, я стану таким, как он. На этих островах по-другому не выжить. Сатоши сжал мои запястья посильнее и, по-видимому, удовлетворенный болью в моих глазах, наконец, отпустил. - Сатоши! - выкрикнул я с обидой, со слезами на глазах, - за что ты так со мной? Я же тебя спас! Сатоши только улыбался. А потом заговорил. Бесполезно - мы с ним говорили на разных языках. В буквальном смысле. - Он говорит, что не просил тебя спасать, - услышал я знакомый голос позади себя. Клим. Стоял, прислонившись к стене замка Тысячи камней и наблюдал за нами, - он говорит, что каждый делает свой выбор. Ты выбрал его спасение, но это - твой выбор. Он хотел умереть там, а ты его спас. Я посмотрел на Сатоши. Последние слова он буквально выплюнул мне в лицо, теперь его самообладание дало трещину - в глазах полыхал гнев, ноздри раздувались от ярости. Я отошел от него на пару шагов, думая, что все-таки он - псих. Не в ладах с головой, короче. - Юрусу, ("прости" - япон.) - бросил я ему в лицо и сделал вид, что пошел к замку. На самом деле я обогнул его и с другой стороны вышел к морю. Сумерки наступали на островах стремительно. Буквально минут двадцать невнятной серости и странных сказочных теней от замка, кустов и мостов, и вот уже - полная непроглядная тьма. Я любил наблюдать именно за этой серостью. Тогда вся краска островов будто терялась в сумеречном сером свете, словно кто-то убавил цветность на пульте от телевизора. А может, так оно и есть? Может, эти как их там... пришельцы.... и правда имеют большой пульт, при помощи которого могут управлять нами? Щелк - и все окрашивается в черно-белые тона. Щелк - и вот этот умирает. Щелк - а этот падает с моста, чтобы непонятным образом раствориться в море белой вспышкой... Я бы мог задрать голову вверх и спросить, громко спросить у этих, нас сюда засунувших, почему это происходит? И почему именно с нами?! Но нельзя. Главное правило Игры - не смотреть вверх после заката. И мы не смотрим. Послушно не смотрим. Нарушить правило? Взглянуть вверх? Ну хотя бы один раз? В какой-то момент мне стало действительно все равно, что со мной сделают, если я пойду против правил, и уже был готов посмотреть в сумеречное небо островов, но тут внезапно заметил фигурку на другой половине моста, которая размахивала руками и явно приковывала мое внимание к себе. Сережка. Я стряхнул с себя оцепенение и пошел к своему врагу. Как обычно, тот уселся на своей половинке моста, свесив ноги вниз. Я последовал его примеру. - Ты что сдурел?! - накинулся он на меня, как только я осторожно сел на мост. - Нельзя вверх смотреть после заката! Сгинешь же, идиотина. - Не надо меня оскорблять, - надулся я, - с чего ты взял, что я хотел вверх посмотреть... - Видно же было... Да ну тебя. Посмотришь вверх, в то время, как солнце садится - умрешь на следующий день. - Каким образом, - улыбнулся я, - пропаду? Растворюсь? Так может, это лучше? - Э-эх ты... Тебе еще учиться и учиться жизни на островах. Во-первых, за нами следят. Это все знают. Во-вторых, нарушителей правил наказывают. Они умирают. У нас был на острове такой... любопытный. Взял да и посмотрел вверх после заката. - Да? И что? - я аж подался вперед, до того мне было интересно, что случилось с тем храбрецом, который не побоялся идти против правил. - Да ничего, - Сережка махнул рукой, - умер он. Давно уже. Вот прямо на следующий день и умер. В бою. - Но... - я задумался, - это же нелепо, Сережка! Ты только подумай, здесь все гибнут случайно. Тем более в бою. - Это ты подумай, Тимка, - тихо сказал Сергей, - ты задумайся, почему так происходит. Я задумался, но ответ не спешил находиться. Если даже пришельцы следят за нами при помощи каких-то суперсовременных устройств (это еще как-то могло уложиться в моей голове), то каким образом они могут убить нас при помощи других? Ведь мы действуем по своей воле. Никто же не нашептывает мне на ухо: "Иди убей того мальчишку, он вчера вверх посмотрел". - Я не понимаю, - сказал я. - Никак не понимаю. - Тут нечего понимать. - О! - до меня дошло, - они среди нас? Пришельцы? Эта догадка настолько меня поразила, что я даже стал нервно оглядываться по сторонам, пытаясь отыскать следы их присутствия тут, рядом. Сережка удивленно смотрел на меня несколько минут, потом начал хохотать. Он смеялся заливисто и громко, явно от души. Я снова обиделся: вместо того, чтобы объяснить по-человечески, он надо мной издевается. - Нет, Тимка, все гораздо проще. Но я, пожалуй, не буду раскрывать тебе главную тайну островов. Ты все-таки мой враг. Он это серьезно? Показал, поманил разгадкой и в кусты? - Стой! Ну, какой ты мне враг? - я решил притупить его бдительность. - Не злейший, но все же - враг, - серьезно ответил Сережка. - Мы могли бы быть друзьями, Тимур, - тоскливо сказал он, - могли бы. Но между нами - мост. А это - слишком много для дружбы здесь. Видишь? - он указал деревянным мечом на пропасть между разошедшимися мостами, - это пропасть, и она - между нами. Навсегда. Это его тихое "навсегда" как-то вышибло меня из колеи. Я понял, что он прав. У меня нет выбора, с кем дружить или не дружить... -