адо быть. Или, например, просто оставить ее на этом острове. Она все равно пойдет выяснить, что к чему, и в итоге ее убьют. Или станет рабом, перебежчиком, как таких тут называют. - Шинджи, нет, - твердо сказал я, беря лопочущую что-то на своем французском и продолжающую реветь девочку за здоровую руку. Клим что-то сказал Шинджи, тот покачал головой. - Шинджи хочет, чтобы мы ее оставили здесь, - тихо произнес Клим. И тут меня прорвало. Я и не заметил, как достал меч отточенным движением и приставил его стальной кончик к горлу командира Острова Тысячи Камней. Наверное, я сошел с ума. Клим вскрикнул и отступил на шаг, Шинджи же нехорошо ухмыльнулся и схватил лезвие прямо рукой, с силой отводя его от себя. По его ладоням заструилась кровь: ненависти во мне на тот момент было хоть отбавляй. Клим еще раз вскрикнул и бросился доставать мазь из карманов своих обтрепанных джинсов, при этом что-то быстро втолковывая Шинджи по-японски и косясь на меня. - Шинджи сказал, что поговорит с тобой на острове, - испуганно перевел Клим, - пойдем. - Я не пойду без нее, - сказал я, дергая девчонку за руку. Она переводила зареванные глаза с одного из нас на другого, и в ее взгляде явственно читался ужас. Вдруг она со всей силы ущипнула себя за руку и тут же вскрикнула, смешно подскочив на месте. Ну да, решила проверить, не спит ли. Знакомое ощущение. Я даже смог улыбнуться. Клим, чуть заикаясь, перевел Шинджи то, что я сказал, торопливо бинтуя ему порезы. Тот поднял на меня тяжелый взгляд, осмотрел с головы до ног, будто в первый раз увидев, и коротко кивнул. - Пошли, - сказал Клим, - я тебе не завидую, - прошептал он, белый как мел. Видимо, случаи непослушания на острове уже были. Мне было все равно. Я просто шел следом, крепко держа судорожно всхлипывающую девчонку чужого острова, и старался не думать о том, что меня ждет. Понятное дело - неповиновение да при свидетелях... Шинджи меня убьет, - вдруг понял я. Просто убьет. Чтобы другим неповадно было. Но я не могу бросить здесь эту девчонку, не хочу снова наблюдать чье-то самоубийство. Возможно, у Шинджи хватит рассудительности просто меня наказать. Я согласен. Я не желал ему зла - он хороший командир, как бы там ни было. На свой остров мы пришли в полной тишине. Шинджи тут же погнал нас дежурить на другие мосты, отослав туда же и дежурных, которые только-только принялись за мытье посуды после завтрака. В грязную посуду он чуть ли не носом ткнул новенькую, и она, как-то разом затихнув, принялась неуклюже мыть чашки одной рукой. Осмотреть бы ее руку нормально! Но вместо этого пришлось бежать на Восточный мост, где ошалелые от произошедшего вчера англичане, наступали на нас. Отбились мы с легкостью. Я с удовлетворением отметил, что, несмотря на недосып и ноющие от тренировок с Сатоши мышцы, драться стал лучше, гораздо лучше. Лишь бы Сатоши не прекратил наши тренировки. День пролетел быстро. Изнуренные своими же атаками англичане откатились к замку, мосты медленно, с чуть заметным скрипом, расходились. Наступал вечер, который точно не сулил ничего хорошего. Девчонка освоилась быстро и даже прибралась в нашей холостяцкой берлоге. Мне это напомнило сказку про Машу и медведей, и я невольно расхохотался, глядя на вытянутые лица ребят с нашего острова, вернувшихся с дежурства. Видимо, их пресловутая японская вежливость не позволяла лезть сразу же с расспросами, поэтому они молча расселись вокруг стола. И когда все в полной тишине поели, Шинджи тихо заговорил. Пару раз я слышал свое имя. Я забыл, как дышать и даже боялся спросить у Клима, о чем он говорит. Ясно, что обо мне, но вот что именно, я, конечно, понять не смог. - Дзиммэй? ("Имя?") - спросил Шинджи, в упор глядя на девчонку. Та явно не поняла. Пришлось вмешаться. - Your name? - громко спросил я. Девчонка быстро быстро закивала и произнесла: - Мари. Ее имя тут же шепотом прокатилась по всему залу, каждый стремился его произнести. Шинджи резким ударом ладони о стол заставил всех замолчать и произнес что-то довольно угрожающе. Я впечатлился одной лишь интонацией. - Что насчет меня? - я все-таки не выдержал и решил поинтересоваться у Клима. - Ничего, - ровно ответил Клим, - Шинджи сказал, что решение привести сюда Мари являлось обоюдным. Я понял: Шинджи все-таки решил не говорить о том, что произошло на побежденном острове. Внимательно посмотрел в его сторону, натолкнулся на пристальный холодный взгляд в ответ и тут же осознал: Шинджи меня не простил. И никогда не простит. Но будет терпеть, так как не хочет, чтобы кто-то знал о случившемся сегодня. Это проигрыш. А Кодекс Воина, который они все так чтут тут, на островах, не позволяет быть побежденным. Он будет молчать. Но не простит. Про себя я все-таки выдохнул с облегчением: ну и ладно, главное, я жив, да и девчонку спасти удалось. Девчонка, кстати, была красивая. Рыжая, с зелеными глазами, очень яркая. Вокруг глаз рассыпались смешные веснушки, а чуть вздернутый нос придавал ее лицу особенной очаровательности. Вряд ли тогда я мог оценить это, но в моих воспоминаниях Мари осталась именно такой. Она быстро вписалась в суровые будни на острове. Японцы, я и Клим изъяснялись с ней по-английски, насколько это было возможно, она тоже знала его плохо, но мы понимали друг друга. В конце концов, тут либо научишься понимать, либо не выживешь. Мари любила жить. Она часто улыбалась и всегда всем сочувствовала: это было видно по зеленым глазам, которые всегда были на мокром месте, когда кто-то из нас, раненый в очередной схватке, приползал, истекая кровью.